Русские музы для француза, или Куртизанки по натуре (Лидия Нессельроде, Надежда Нарышкина)
Шрифт:
Да-да! Наша героиня нашла приют в Париже именно на улице Анжу, под покровительством своей бывшей приятельницы Лидии Закревской-Нессельроде, дочери, как уже было сказано, «Медной Венеры» и московского генерал-губернатора. Лидия и Мария помогли Надежде втайне родить ребенка от Сухово-Кобылина, вполне оценили цинизм молодой maman, назвавшей дочку Луизой (!!!) и отдавшей ее на воспитание «в хорошие руки» к добродетельным и добросердечным французам, которые носили фамилию Вебер. Приходя в себя после перенесенных страданий, как моральных, так и физических, Надежда благосклонно принимала ухаживания любвеобильного и щедрого де Морни, а сама втихомолку присматривалась к любовнику Лидии, ибо у нее в душе жила довольно-таки сильная страсть к людям искусства, вернее, к драматургам, а еще вернее, к драматургам преуспевающим. Более же преуспевающего драматурга, чем Дюма-фис, в те годы в Париже сыскать было просто невозможно, не стоило и пытаться!
Надежда
Рожденный своим знаменитым папенькой вне брака, от женщины, будем называть вещи своими именами, легкого поведения, белошвейки Катрин, усыновленный лишь спустя семь лет, он очень болезненно относился к клейму незаконнорожденного, которое слишком долго носил на своем детском челе. При этом сердце его всю жизнь стремилось не к дамам добропорядочным, а именно к светским куртизанкам.
«Заблудшие создания, которых я так хорошо знал, которые одним продавали наслаждение, а другим дарили его и которые готовили себе лишь верное бесчестие, неизбежный позор и маловероятное богатство, в глубине души вызывали у меня желание плакать, а не смеяться, и я начал задаваться вопросом, почему возможны подобные вещи».
В целях более углубленного изучения «вопроса» юный Александр свел знакомство с некоей Альфонсиной-Мари Дюплесси, знаменитой «куртизанкой с душой гризетки». В числе ее любовников был русский посол в Париже граф Штакельберг, который окружил Мари невиданной, неслыханной роскошью – как изысканно выразился литератор Арсен Гуссэ, заточил ее в крепость из камелий. Мари не выносила аромата роз, а камелии – они ведь не пахнут… Александр Дюма-сын был у Мари не первым, не вторым, не десятым и даже не двадцатым, однако роман получился бурный и пылкий. Некоторое время длилась любовная история, затем начинающий литератор и законченная гетера расстались. Она сменила еще многих любовников (среди них был, к слову, знаменитый композитор и пианист Ференц Лист), долго умирала от чахотки и, наконец, стремительно обвенчавшись и столь же стремительно разойдясь с графом Эдуаром де Перрего, отдала Богу душу. В память о Мари-Альфонсине молодой Александр Дюма совершил три знаменательные вещи.
Во-первых, посетил аукцион, где распродавались ее вещи (для уплаты долгов покойницы), с умилением вспомнил былое и купил золотую цепочку Мари. Кстати, на том же аукционе побывал и некий любопытствующий путешественник по имени Чарльз Диккенс, который оставил следующее циническое описание его в послании графу д’Орсэ: «Там собрались все парижские знаменитости. Было много великосветских дам, и все это избранное общество ожидало торгов с любопытством и волнением, исполненным симпатии и трогательного сочувствия к судьбе девки… Говорят, она умерла от разбитого сердца.
Что до меня, то я, как грубый англосакс, наделенный малой толикой здравого смысла, склонен думать, что она умерла от скуки и пресыщенности… Глядя на всеобщую печаль и восхищение, можно подумать, что умер национальный герой или Жанна д’Арк. А когда Эжен Сю купил молитвенник куртизанки, восторгу публики не было конца».
Дюма-младший оказался куда более сентиментален, чем Диккенс, и совершил в память Мари Дюплесси поступок номер два: написал стихи, которые многие исследователи его творчества считают его лучшими поэтическими творениями. Они и в самом деле прелестны:
Расстался с вами я, а почему – не знаю.Ничтожным повод был: казалось мне, любовьК другому скрыли вы… О суета земная!Зачем уехал я? Зачем вернулся вновь?Потом я вам писал о скором возвращенье,О том, что к вам приду и буду умолять.Чтоб даровали вы мне милость и прощенье.Я так надеялся увидеть вас опять!И вот примчался к вам. Что вижу я, о Боже!Закрытое окно и запертую дверь.Сказали люди мне: в могилеТретьим и самым знаменательным поступком, совершенным Александром Дюма-сыном в память Мари-Альфонсины Дюплесси, стало написание романа «Дама с камелиями», героиня которого, Маргарита Готье, – живой портрет мадемуазель Дюплесси. Вообще у многих поэтов и романистов было в привычке описывать в стихах и прозе свои былые увлечения. Александр-фис всего лишь последовал традиции (которая продолжает жить в веках!). Роман имел успех: «Туберкулез и бледность приобрели теперь мрачное очарование», как отзывались современники. Однако этот успех был совершенное ничто по сравнению с тем триумфом, которых рухнул на голову младшего Дюма после того, как он написал по мотивам собственного романа пьесу и поставил ее в театре Жимназ. Общественное мнение – штука довольно-таки причудливая, а порою даже вывернутая наизнанку. Теперь Александр Дюма-сын приобрел славу непроходимого моралиста, который задался целью исправить всех публичных барышень оптом и в розницу. «Я убежден в одном: женщине, которую с детства не научили добру, Бог открывает два пути, ведущие к нему, – путь страдания и путь любви. Они трудны: те, кто на них вступает, стирают до крови ноги, раздирают руки, зато они оставляют украшения порока на придорожных колючках и приходят к цели в той наготе, в которой не стыдно предстать перед Господом», – пылко декламирует его герой Арман Дюваль.
Однако Арман Арманом, Дюваль Дювалем, а жизнь Дюма-сына постоянно вступала в противоречие с декларациями подобного рода. Одним из таких противоречий и сделался его роман с Лидией Нессельроде.
Она была, как уже говорилось выше, куртизанкой по натуре и по крови, унаследовав самые боевые качества своей приснопамятной матушки. Ко времени знакомства с Дюма-фисом (в 1850 году) Лидия уже три года пребывала замужем за графом Дмитрием Нессельроде. Это был, что называется, династический брак. Бывший министр внутренних дел, ныне московский генерал-губернатор Закревский породнился со знаменитым Карлом Нессельроде – графом, канцлером, министром иностранных дел, который был достаточно умен и ловок, чтобы продержаться на своем посту при трех русских императорах. Сын его Дмитрий тоже пошел по дипломатической, как в те поры выражались, части, он служил секретарем русского посольства в Константинополе и был на семнадцать лет старше Лидии. Приданое в триста тысяч рублей, которое давалось за Лидией, и громкое имя ее отца заставили Нессельроде забыть о законах наследственности и еще более громком имени ее матушки. Ну что ж, они получили то, что должны были получить: неудачный, скандальный брак! Самой трезвомыслящей в этом семействе оказалась графиня Нессельроде. Она очень быстро рассталась с иллюзиями относительно невестки и семейной жизни сына: «Дмитрий очень меня беспокоит. Сможет ли он вести себя с достаточным тактом во время этого длительного пребывания вдвоем?.. ведь их взгляды и понятия несхожи. Ему выпала нелегкая задача, а он полагал, что все будет очень просто. Он не учел, сколько понадобится терпения, чтобы удерживать в равновесии эту хорошенькую, но сумасбродную головку. Если он не будет смягчать свои отказы, если устанет доказывать и убеждать, это приведет к охлаждению, чего я весьма опасаюсь».
Так оно и вышло. Ехать в унылый, жаркий, пыльный Константинополь Лидия отказалась наотрез. Вообще семейная жизнь немедленно сказалась на ее нервах, особенно рождение сына Анатолия, которого Нессельроде звали Толли. Попытавшись привести их в порядок в Бадене, Эмсе, Спа и Брайтоне, она в конце концов была доставлена супругом в Париж и сдана на попечение (!!!) не кому иной, как Марии Каллергис! Смешнее всего, что Дмитрию рекомендовал ее папенька – канцлер Карл Нессельроде. История об этом вообще-то умалчивает, однако сплетники тех времен уверяют, что он потому питал к Марии неограниченное доверие, что некогда был ее первым мужчиной и решил, что она и по прошествии стольких лет остается невинной девочкой, которая вполне сможет перевоспитать взбалмошную Лидию.