Русские на службе у Вермахта
Шрифт:
Командиром 10-го Донского казачьего полка Петр Краснов и встретил начало Первой мировой войны. Эту войну, начавшуюся в августе 1914 года, русское общество встретило с большим воодушевлением. Большие надежды на скорую победу в ней питало и правительство Российской империи. Русская пресса тех дней писала:
«Выступив защитницею Сербии и связав свою судьбу с судьбою славянства, Россия пошла навстречу германским планам и смело приняла брошенный ей вызов на смертный бой. Манифест Русского Царя, Его призыв русского народа на защиту родины, его обещание не слагать оружие до тех пор, пока хоть один неприятельский солдат останется на Русской Земле, – вызвали во всей стране высокий подъем патриотического энтузиазма. Ясная и родная каждому русскому
Русская общественность с восторгом встречала начало Первой мировой войны, ожидая больших успехов, всемирной славы для России и легких побед над врагом. Фото из российского журнала «Нива». 1 августа 1914 года. Толпа столпилась на Дворцовой площади Санкт-Петербурга, восторженно приветствуя императора Николая II.
Февральскую революцию в России Петр Краснов встретил командующим 2-й казачьей сводной дивизией. Краснов, оставаясь представителем консервативной русской военной аристократии, без энтузиазма встретил это событие. В своих воспоминаниях он позже писал по поводу Временного правительства в России после буржуазно-демократической революции в начале 1917 года: «…Я не был поклонником Керенского… и я иду к нему…Не к Керенскому иду, иду к Родине, к Великой России, от которой отречься не могу… Родина его избрала, она пошла за ним; она не сумела найти вождя способнее, пойду помогать ему, если он за Россию…».125
Отношения с новой революционной армией и властью у Петра Николаевича не складывались. «4 мая 1917 года на железнодорожной станции Видибор генерал Краснов попытался восстановить дисциплину среди расположившегося рядом армейского пехотного полка. Его, на глазах казаков 16-го и 17-го донских полков, арестовала толпа пехотинцев и повела в полковой комитет. Там боевого военачальника обвинили в контрреволюции, причем обвинителем выступал казак 17-го полка Воронков, и постановили: под солдатским конвоем отправить в Минск для предания суду революционного трибунала… в Минске его конвоиры растерялись, что дало ему возможность связаться с военным комендантом вокзала, а тот уже позвонил в штаб командующего Западным фронтом генерала Гурко. По личному распоряжению последнего Краснова освободили. Но после этого случая, когда донские казаки равнодушно смотрели на арест своего командира, Краснов стал своих станичников опасаться больше, чем немцев».126
Краснов с ужасом наблюдал за разложением русской армии. Казачьи части изначально, после победы Февральской революции и издания Петроградским советом рабочих и солдатских депутатов 14 марта «Приказа №1», фактически лишавшего русских офицеров власти над подчиненными им солдатами,
В такой ситуации Петру Краснову пришлось признать, наверное, один из самых страшных фактов в своей жизни: «Смерть казалась желанной… ведь рухнуло все, чему я молился, во что верил, что любил в течение пятидесяти лет – погибла армия!».128
В ходе Корниловского путча в августе-сентябре 1917 года генерал Краснов был арестован в Пскове. Туда он прибыл для того, чтобы возглавить по приказу генерала Лавра Георгиевича Корнилова 3-й конный корпус. Этот корпус Краснов, по договоренности с Корниловым, должен был использовать для занятия Петрограда.129 Однако выполнить возложенную на него миссию Краснов так и не смог. На два дня он был заточен в городской тюрьме. К тому времени Корниловский путч был подавлен.
После столь короткого тюремного заключения, Краснов возненавидел Временное правительство в революционной России еще больше. «Освобождение принесло новое открытие – в России теперь республика! Керенский, который теперь стал и Верховным Главнокомандующим (не служив в армии и дня), взял и объявил, что с 1 сентября в России вводится республиканский строй. То, что никто всерьез и громко не возмутился таким самоуправством, не указал, что подобное решение может принять только Учредительное Собрание, выборы которого никто не отменял – доказывало только то, что всем уже было наплевать на Керенского, и на Учредительное Собрание, и на форму государственного устройства. Объяви Керенский себя хоть султаном, а страну «Великим Каганатом» – никто бы не чихнул».130
После освобождения из тюрьмы, Краснов все же получил в командование 3-й конный корпус. До сентября 1917 года кавалерийский корпус Краснова продолжал оставаться в Пскове. Однако политическая обстановка в революционной России в то время начала снова стремительно меняться. Председатель Временного Правительства России и верховный главнокомандующий Александр Керенский начал опасаться военного мятежа в столице со стороны левых сил, а, именно, большевиков. Чтобы обезопасить себя, а также и без того хрупкий республиканский строй, установившийся в то время в России, Керенский приказал генералу Краснову и его казачьему корпусу занять оборонительные позиции возле Петрограда (Санкт-Петербурга революционных лет). Однако Керенский не просто позвал Краснова на помощь, но сделал это под предлогом защиты столицы России от наступающей немецкой армии. «3 сентября 1917 года Военный министр Временного Правительства генерал Верховский срочно вызвал его в Петроград и огорошил сообщением. Немцы готовят наступление на столицу «республики», а посему требуется срочно сосредоточить части конного корпуса в районе Павловск – Редкое-Кузьмино – Пулково – Гатчина – Ораниенбаум – Старый Петергоф».131 Таким образом, глава республиканского правительства России вверял безопасность столицы государства в руки тому самому генералу, который совсем недавно принимал участие в заговоре против этого самого правительства. Генерал Краснов позже сам упоминал об этом интересном факте в своих воспоминаниях: «почуял [Александр Керенский, прим. автора] более сильную опасность с лева – со стороны большевиков… Как странно это было, но за первою помощью Керенский обратился к тому самому… корпусу, который шел арестовать его».132
Конец ознакомительного фрагмента.