Русские над Индией
Шрифт:
Люди и обоз страшно растянулись, и кое-где, между камней, мелькали вяло идущие, измученные солдаты и вьючные лошади, сопровождаемые керекешами. Несчастные существа эти керекеши - просто жаль смотреть на них. Оборванные, притом вечно голодные, находящиеся в полной зависимости от своих караван-башей и, конечно, страшно эксплуатируемые ими, они к окончанию похода превращались просто в нищих. С какою грустью и отчаянием на лице приходили многие из них к офицерам, заявляя плачевным тоном: "тюра, тюра, алаша кунчал!", то есть, что лошадь, не вынеся тяжести вьюка, пала. Часто приходилось слышать такие восклицания, но кому же какое дело до чужого
Заложив руки за спину с вывороченными ладонями наружу, медленно поднимается Юсуф по узкому ущелью.
И для чего я пошел в этот поход, думает он, - хоть плохо, бедно жилось дома, а все как ни на есть свой угол был, а теперь живешь как собака, не зная отдыха, не имея пищи и крова. Э-эх плохо - яман, вздохнул Юсуф и покосился на лошадь. Бедное животное со сплошною раною на спине, на которую безжалостно было положено поверх чомы{27} 9 пудов казенного груза, вытягивая шею и низко опустив голову, напрягая все силы, тащилось в гору. Жаль стало Юсуфу лошадь, и он, подойдя к ней, стал рукою подпирать накренившийся на одну сторону вьюк. Лошадь кряхтела и время от времени останавливалась. Останавливался и Юсуф, не в силах был он подгонять усталое животное, он сам шел пешком и испытывал сильную усталость, и ему понятно было, что лошадь с вьюком в 9 пудов тоже уставала, да, кроме того, два дня подрядчик выдавал только половинную порцию ячменя, а травы нигде не было.
Юсуф был человек с добрым сердцем и характера мягкого, лошадей он любил, так как с малолетства занимался извозом, и, видя теперь муки своего работника, он испытывал что-то вроде страдания - ему очень хотелось бы помочь своей "алача", но как? чем?
– он сам измучен, истощен и нравственно подавлен - где ему помочь кому бы то ни было. Лошадь остановилась и не шла.
– Чего стал, ей!
– раздался голос казака, сопровождавшего транспорт. Ей, шайтан!
– выругался казак, видя, что керекеш медлит, и не успел обернуться Юсуф, как почувствовал, что его точно ожгло чем-то по лицу, искры брызнули из глаз, и он схватился за лицо.
"Какой нехороший народ эти казаки", - подумал несчастный сарт. Он не выругался, не закричал даже, только две крупные слезы навернулись на его глаза, и он сквозь них, как будто сквозь замерзшее стекло, увидел казака, расправлявшегося с другим керекешем. Лошадь, казак, идущие солдаты - все как-то скривилось перед глазами Юсуфа, а в груди стало как-то неловко, что-то подступало к горлу, и бедный керекеш не выдержал - заплакал.
Тихо, как-то нехотя подошел он к лошади, поправил вьюк и проговорил "айда!". Животное двинулось дальше. Шел и Юсуф возле своего работника и весь ушел в воспоминания о прошлом.
Вспомнились ему его сакля, его жена, его ребенок в Оше, как, бывало, он, усталый после утомительного дня, отдыхал у себя в сакле, а ему приготавливалась шурпа (суп) или плов, когда заработок бывал хороший, в особенности во время покупки хлопка. Эх, если бы не Абду-Джалиль, отрядный подрядчик, обещавший Юсуфу хорошую плату, он ни за что бы не пошел на Памир, ведь вот и лошадь пропала. Куда теперь годна она, спина вся в ранах, ноги разбиты, сплечилась, а смотрит-то как уныло, как будто с жизнью прощается; поддался Юсуф увещаниям и пошел.
"Что ж, - утешал себя Юсуф, - ведь, быть может, не обманет подрядчик, ведь он человек богатый, да и мусульманин". И тут на мгновение, забыв всю тяжесть своего настоящего положения, Юсуф начал рисовать разные заманчивые картины.
Ему представлялось его возвращение из похода, когда ему Абду-Джалиль заплатит 100 рублей. "Сто рублей, - повторял полушепотом Юсуф эту небывалую для него сумму, - да ведь это целый капитал, на который я такую саклю построю, что все кишлачники ахнут, да арбу заведу, лошадку куплю хорошую рублей за 40, эх, да жене и себе на халат еще останется. Буду ездить в новой арбе не с товаром, а с баями{28}, которые так много платят, плов буду каждый день есть, как богатые арбакеши на базаре, ну и оставаться на черный день будет много". Юсуф даже подпрыгнул от радости, так легко стало у него на душе.
Между тем обоз подходил к горной речке. Сильные воды ее как будто кипели, пенились, ударяясь о камни, и наполняли воздух таким шумом, что невозможно было слышать самого сильного крика в нескольких шагах.
Одно за другим покорно спускались вьючные животные в холодную воду и, медленно ступая по каменистому дну, с трудом передвигали ноги против течения, ежеминутно рискуя быть сбитыми с ног и унесенными водою. Двигались они одно за другим, по направлению к противоположному берегу, ободряемые криками солдат и керекешей. Вот и Юсуф со своею лошадью у реки. Захрапело животное и попятилось. "Аида, айда!" - ободрял ее Юсуф, но лошадь не шла, только глаза ее выражали какой-то особенный страх.
Несколько лошадей обошли Юсуфа и спустились в воду. Подъехал заведывающий обозом офицер.
– Это что? Чего она не идет? Ей, Петренко, - крикнул он казаку, всыпь-ка ей нагайки, да этому болвану тоже, что он тут стоит, только дорогу загораживает!
Керекеш не понимал, что это относится до него, и, видя гнев начальника, начал старательно дергать упиравшуюся лошадь за недоуздок, а казак в это время неистово стегал ее по крупу. Попыталось было животное лягнуть своего мучителя, но тяжесть вьюка не давала ей даже чуть-чуть приподнять обе задние ноги, и ее порыв выразился в каком-то судорожном движении корпуса, а нагайка продолжала делать свое дело.
От боли и отчаяния лошадь шарахнулась вперед, на мгновение остановилась в нерешительности и, как бы боясь новых мучений, вдруг спустила в воду передние ноги и погрузилась в реку. Юсуф полез за ней.
Вот вода уже выше колен, он чувствует, что его сносит, голова кружится от быстрого движения воды, и ему кажется, что все быстро несется назад и в то же время он стоит на месте. Вот что-то больно ударило его по ноге. "Ой! Как больно", - подумал Юсуф и хотел рукой схватить за ногу, но вода была уже по пояс, он сильнее задвигал ногами, но ноги его не могли осилить воды, и его отнесло назад, он собрал все силы и ринулся вперед, желая схватить рукою конец болтавшегося аркана от его вьюка.
Вдруг что-то сильное толкнуло его и понесло. Он не понимал, что с ним, и чувствовал только, что несся куда-то далеко, далеко. Два раза мелькнула перед его глазами голова его лошади, и больше он ничего не видел.
А там на берегу раздавались крики: "Держи, утонул! Лошадь-то лови! Соль на ней - разойдется!"
И целая толпа солдат и керекешей бросилась ловить тонущую лошадь, спасая драгоценную в отряде соль, а об Юсуфе все как будто и позабыли, вспомнили о нем лишь тогда, когда от него и следа уже не было.