Русские оружейники

Нагаев Герман Данилович

Когда объявили о демобилизации, к нему пришел мастер Дедилов:

– Ну что, Егор, куда едешь?

– Домой, там ждет меня невеста.

– Жениться всегда успеешь, а вот приобрести хорошую профессию – не всякий раз удается.

– Теперь революция, теперь все пойдет по-другому.

– Вот и я об этом… Давай катнем с тобой в Тулу. Возьму тебя к себе в дом, будешь мне сыном.

У Шпагина навернулись на глаза слезы:

– Спасибо, Яков Васильевич, может, я и приеду, только наперед охота дома побывать, со своими свидеться.

– Ладно,

езжай домой, а там гляди, прикидывай. Только если надумаешь в Тулу, завсегда приму тебя как сына. По всему вижу – быть тебе оружейником! И фамилия тебе дадена оружейная – Шпагин!.. Это, брат, понимать надо.

– Верно, Яков Васильевич, тянет меня к этому делу. Да и к вам я привык – расставаться тяжело.

– Так что, может, вместе и катнем в Тулу. А? Невесту свою потом выпишешь.

– Так ведь отец у меня жив, и мать, и сестренки… Нет, Яков Васильевич, уж сейчас я домой, а потом – видно будет…

– Ну, бог с тобой. Езжай, но помни – я буду ждать. – Он подошел к Егору и, по-отечески обняв его, заплакал.

Егор не знал, что еще в прошлом году Яков Васильевич получил извещение о смерти сына, не знал, как тяжело старому мастеру расставаться со своим учеником. И вот сейчас, увидев слезы в глазах мастера, Егору стало не по себе. Ему было жаль этого доброго человека.

– Еще раз спасибо за все, Яков Васильевич, благодарю, как отца. Может, опять вскорости будем вместе…

Дуняшка за два года еще больше похорошела и была лучшей невестой на деревне. Она встретила Егора со слезами радости и шла, обнявшись с ним, до самого дома. Не только Егор, но и все домашние поняли – им друг без друга не жить. На той же неделе заслали сватов и вскоре сыграли свадьбу.

Однако счастье молодых оборвалось очень быстро. Началась гражданская война – и Егор снова ушел в армию.

* * *

Шел двадцатый год. Через станцию ползли составы с мешочниками, беженцами, спекулянтами. Вокзал был забит до отказа. Егор, в длинной солдатской шинели, с мешком за плечами, пробирался к военному коменданту. Навстречу, шагая через спящих, шел невысокий человек в кожанке, с маузером на ремне. Худое, иссеченное морщинами лицо показалось Егору знакомым. Он остановился. Человек в кожанке тоже заметил его и, раскинув руки, бросился навстречу:

– Егор, неужели ты?!

– Антип Савельич!

– Я! Я, ядрена-лапоть. Здорово, Егор!

Они обнялись.

– Да ты что, с того света, Антип Савельич?!

– Пожалуй… Побывал у смерти в пасти, но, как видишь, выкарабкался, жив и невредим. Сейчас начальником хлебного эшелона. Был на продразверстке, воевал с кулаками.

– Ты что же – большевик?

– Как видишь. Воюю с контрой. А ты?..

– Был оружейным мастером в полку. Сейчас демобилизуюсь.

– И куда же думаешь?

– Теперь я мастеровой, еду домой, думаю устроиться в городе, по своей специальности.

– Эх, брат, я слышал, тут; недалеко достраивают пулеметный завод. Вот бы тебе куда податься. Ты, как приедешь, прямо и дуй.

– Спасибо, да как доехать-то, Антип Савельич?

– Что-нибудь придумаем… Пойдем со мной.

Минут через двадцать Антип втолкнул Егора в переполненный вагон.

– Ну, будь здоров,. Егор! Кланяйся нашим. Передай, что скоро приеду на побывку, да не забудь про завод. Слышишь?

– Слышу! – крикнул Егор.

15

Недельки две отдохнув дома, Егор стал собираться на завод. До города его решили проводить, и отец, Семен Венедиктович, все еще такой же могучий, словно время не коснулось его, пошел запрягать лошадь. Дуняшка, передав свекрови с рук на руки двухлетнюю дочку, вышла во двор укладывать в тарантас необходимые вещи. Стояло бабье лето. Над голыми полями летала паутина и стаями кружились грачи. Рыжая лошадь, отдохнувшая от летних работ, вырвалась на ровную полевую дорогу, побежала рысью. Дорога тянулась полями и перелесками. Деревья, освещенные утренним солнцем, переливались, как яркие ситцы. Желто-лимонные листья клена, красные – осин, оранжево-золотые – берез и лип и зеленые – дуба и ясеня создавали причудливые сочетания красок, радовали и ласкали взор.

Егор, обняв Дуняшку, молчал, погруженный в думы. Ему вспоминался оружейный мастер Яков Васильевич Дедилов, их трогательное прощание, доброе и заплаканное лицо старика.

«А правда, не поехать ли в Тулу? – думал Егор, – Яков Васильевич помог бы устроиться, и зажили бы мы славно». Он вспомнил Дуняшку, отца и родимый дом. «Нет, надо попробовать остаться здесь, устроиться на завод». Ему вдруг вспомнился Антип. Сколько в эти дни было о нем разговору! Как переменился человек! По характеру стал другой – решительный, смелый! Одним словом – большевик! «Может, скоро вернется в свой город, может, доведется работать вместе. Вот хорошо бы было!»

Въехав в город, отец поворотил к вокзалу, где жил его старый приятель печник Максимыч. Теперь он работал на заводе и знал все новости.

Максимыч в этот день был дома и принял гостей радушно. От него Егор узнал, что в революцию с завода сбежали хозяева – датские концессионеры, так и не успев его достроить. Теперь завод восстанавливали сами рабочие. При нем было создано первое в России конструкторское бюро и опытная мастерская. В бюро и мастерской, по слухам, работали знатные оружейные мастера, эвакуированные из Сестрорецка.

«Эх, если бы мне поступить в эту мастерскую, – подумал Егор. – Наверное, я многому бы научился». Желание поступить в опытную мастерскую так захватило его, что он забыл про Тулу и про свои обещания, данные Якову Васильевичу.

Перекусив с дороги, отец с Дуняшкой отправились на базар, а Егор пошел наниматься на завод. Придя в бюро найма, он сразу же заявил о своем желании поступить в опытную мастерскую.

– Хорошо, – ответил ему человек в гимнастерке, сидевший за столом начальника. – Там слесаря нужны. Сейчас же направлю вас на испытание.