Русские поэты 20 века. Люди и судьбы
Шрифт:
Это и отметил в своей рецензии на книгу критик-стиховед В.Чудовский: «Анна Ахматова умеет по большой дороге современной художественной культуры идти с такой самобытной независимостью личной жизни, как будто эта большая дорога была причудливой тропинкой ее заповедного сада». (3)
Любовь, действительно, переполняет книгу. И эти чувства так свежи, а мысли настолько оригинальны, что не попасть под их очарование просто невозможно:
Мне с тобой и пьяным весело –
Смысла нет в твоих рассказах.
Осень ранняя развесила
Флаги желтые на вязах…
1911
Эти и другие стихи дарят читателю настоящую радость жизни…
Успех первой ахматовской книги был поразителен. Настал черед и Н.Гумилева серьезно присматриваться к тому, как и что пишет его жена…
Сама Ахматова главным своим учителем считала И.Анненского. Именно благодаря ему она поняла, как надо «творить стихи»: он «перевернул» ее представление о поэзии.
«Когда мне показали корректуру «Кипарисового ларца» Иннокентия Анненского, я была поражена и читала ее, забыв все на свете», – вспоминала Ахматова в 1965 году об этом «ошеломляющем впечатлении», называя его «мгновенным озарением и просветлением». (4)
После выхода первого сборника жизнь Ахматовой протекает под знаком растущей столичной славы. В 1912 году участники недавно образованного «Цеха поэтов» объявляют о возникновении поэтической школы акмеизма. Ахматова избирается секретарем этого «Цеха».
В 1913 году она выступает перед многолюдной аудиторией на Высших женских (Бестужевских) курсах, ее портреты пишут художники, к ней обращают стихотворные послания поэты (в том числе А.Блок, что даже породило легенду об их «тайном романе»).
И все же первый сборник был лишь прелюдией триумфа. Настоящая – большая и всероссийская – слава пришла к ней после выхода 15 марта 1914 года второй книги стихов – «Четки» (СПб.: Гиперборей, 1914. – 138 с. – 1.100 экз.). Корректуру книги держал М.Лозинский. Она разошлась менее чем за год и в течение десяти следующих лет выдержала еще девять переизданий, породив многочисленные подражания и утвердив в литературном сознании понятие «ахматовской строки».
Ахматова мгновенно стала одной из самых модных и знаковых личностей в пряном мире рафинированной столичной культуры, оставшись и для новых поколений моделью «женщины-красавицы» 1910-х годов.
Именно этот «женский» успех, пришедший к ней накануне большой войны и последовавших затем социальных потрясений, она ценила существенно выше своей поэтической популярности. Ее называли «русской Сафо». Но она не желала быть «поэтессой», считая себя всю жизнь Поэтом – без каких-либо гендерных скидок и оговорок.
Видная деятельница партии кадетов, а также известный литератор А.Тыркова-Вильямс вспоминала об ахматовском дебюте:
«Пленительная сила струилась от нее, как и от ее стихов. Тонкая, высокая, стройная, с гордым поворотом маленькой головки, закутанная в цветистую шаль, Ахматова походила на гитану. Нос с горбинкой, темные волосы, на лбу подстриженные короткой челкой, на затылке подхваченные высоким испанским гребнем. Небольшой, тонкий, не часто улыбавшийся рот. Темные суровые глаза. Ее нельзя было не заметить, мимо нее нельзя было пройти, не залюбовавшись ею. На литературных вечерах молодежь бесновалась, когда Ахматова появлялась на эстраде…». (5)
И правда, никакая фотография, никакой портрет не в силах передать наклон этой покорной шеи, сладостную и горькую линию рта, странную горбинку на носу, которая делала ее похожей на финикийскую рабыню. Высокая, тоненькая и гибкая, с прозрачными руками она производила сильное впечатление на мужчин. Удивительные гибкость и изящество стана. В Слепнево она в домашних «играх в цирк» выступала как человек-змея, легко закладывая ноги за шею и касаясь затылком пяток.
Но ахматовская необузданность, ее дикая сила, своеволие, твердыня и благородство духа не потерялись и не разложились под покровом «модной красавицы». Под ее ногами, действительно, «горела земля». Эта природная сила и неистовость сохранялась в ней до конца дней.
Н.Мандельштам (с известной долей пристрастности) говорила по этому поводу: «А.А. (Ахматова. – В.Б.), равнодушная к выступлениям, публике, овациям, вставанию и прочим никому не нужным почестям, обожала аудиторию за чайным столом, разновозрастную толпу друзей, шум и веселье застольной беседы. В этом она была неповторима: люди падали со стульев от хохота, когда она изволила озорничать. В роли дамы она долго выдержать не могла, но всегда, получив приглашение в приличный дом, готовилась к ней. Что же касается до приглашений, то она их принимала все, сколько бы их ни было, потому что она обожала бегать по гостям, приводя в ужас и меня, и Харджиева: куда она еще побежит?» (6)
Чем же вызван невероятный читательский успех ахматовских «Четок»? Познакомившись с этой книгой, известный тогда литератор Н.Недоброво назвал в своей рецензии на нее «двигателем поэзии» Ахматовой «новое умение видеть и любить человека». (7)
Это была «новая книга нового века». По мнению Ахматовой, ХХ век начался в России летом 1914 года (со вступлением ее в войну) – как век XIX наступил для нее после Венского конгресса (1815 год).
Будучи еще только начинающим поэтом, она сразу же создала свою традицию в русской классике – вслед за А.С. Пушкиным, Е.Баратынским, Ф.Тютчевым, И.Анненским, «новой поэзией». «Самой гениальной вещью» в русской поэзии она позднее назовет «Осень» Е.Баратынского. Акмеизм помог ей ощутить себя поэтически «независимой от прошлого», но, по сути, вся она, как поэт, вышла из отечественной психологической прозы XIX века.
Стихи ее неметафоричны. Это – поэзия «вещных слов» – с конкретностью бытия русской женщины 1910-х годов.
Стихотворные тесты первых ее книг не просто сюжетны и новеллистичны (как у Г.Мопассана), они до предела насыщены прозаизмами. И все же – это беспримесная русская лирика, которая пришла на смену умершей (или «задремавшей») форме романа. Демонстрируемые этой лирикой отвага женщины и поэта, ее внутренняя раскрытость – невероятны:
Муж хлестал меня узорчатым,
Вдвое сложенным ремнем.
Для тебя в окошке створчатом
Я всю ночь сижу с огнем…
1911
Как только (и какие только) пошляки и невежды не издевались (и устно, и печатно) над этими строками из первого ахматовского сборника «Вечер»! Но 1910-е годы для Ахматовой – порог перед будущим, в котором все ее хулители понесут заслуженную расплату.
Культ столичных красавиц – неотъемлемая черта того времени. Своеволие и сладостная «червоточинка», пышное цветение обреченной культуры – все это пульсирует в ранней ахматовской поэзии. Но разве можно судить ее (тем более – столетие спустя) за эту нотку счастья, снисходительности к себе, полноты жизни и самоутверждения?!