Русские провидцы и предсказатели
Шрифт:
– Ну что, старче, проститься я пришел. В Москву ухожу.
– Далеко Москва, что ты там позабыл?
– Надо царя повидать, Годунова Бориса. Слова ему сказать.
– Не царь Борис, царь у нас Федор Иоаннович.
– Федор Иоаннович больше о душе заботится, а делами государственными Годунов правит, значит он и царь.
– Пусть так, и что же за слова ты ему сказать хочешь?
– Я скажу ему: умная голова, разбирай Божьи дела! Бог долго ждет, да больно бьет!
– Не послушает тебя царь, в железа закует…
– Не послушает, ему хуже будет. А в железа я сам себя заковал, – юродивый тихо засмеялся, зазвенели, словно смеху вторя, на нем кресты
Юродивый осенил крестом Иринарха, встал с земли, поклонился и пошел за ворота. У самого выхода ключник спросил его, зевая во весь волосатый рот:
– Куда путь держишь, Железный Колпак?
– На Москву иду, – хихикнул юродивый, подмигивая монаху. – Буду у царя земли просить. Пусть мне земельку даст, столько у меня в Москве невидимых бесов будет! Но ничто, их Святая Троица силой прогонит!
Иоанн оглянулся и прокричал Иринарху:
– Носи кресты медные, как я ношу!
И ушел. Торопился в Москву, предвидел беду для Руси великую, предупредить хотел.
Иринарх еще пуще молитвам стал предаваться, вериги носить стал, скучал по Борисоглебскому монастырю. Однажды во время молитвы он взывал святым страстотерпцам Христовым Борису и Глебу:
– Святые страстотерпцы Борис и Глеб и вся монастырская братия! Есть у вас в монастыре много места, а мне грешному места нет.
Задремал он, молитвами утомленный, и во сне увидел идущих к монастырю Лазареву святых страстотерпцев.
– Далеко ли идете, святые страстотерпцы Борис и Глеб?
– Идем за тобой, старец, – ответили они, – поди в наш монастырь!
Очнулся Иринарх ото сна и увидел под оконцем кельи своей Ефрема, старца Борисоглебского монастыря. Поклонился ему Ефрем и сказал:
– Отче, прислал меня к тебе строитель Варлаам: поди к нам в монастырь на свое обещание. Строитель спрашивает, сам ты пойдешь или подводу за тобой прислать, вериги твои отвезти?
Старец Иринарх ответил:
– Господину строителю Варлааму мир и благословение, ты ступай, а я со временем сам приду в монастырь.
Собрался Иринарх, пошел в Борисоглебский монастырь с радостью в сердце. Путь был неблизкий, вериги тяжелые, от постоянных постов тело ослабло. Присел возле дороги отдохнуть Иринарх, солнышко светит ласковое, птицы посвистывают, тишина и благодать… Задремал усталый путник, и во сне привиделось, что подползла змея, хотела ужалить его, но Иринарх успел посохом гадину в гортань поразить.
Проснувшись, блаженный помолился и продолжил путь. Отец Варлаам встретил вернувшегося юродивого с любовью, приласкал. Видя это, один из монастырских старцев сказал строителю:
– Зачем ты принял старца, ведь он игумена не слушает, в ветхих и худых ризах и бос ходит и железа на себе многие носит.
Но строитель Варлаам отстранил посохом старца и с радостью принял Иринарха в монастырь, выделив ему просторную келью. Иринарх же занял самую маленькую и молился беспрестанно.
В это время навестил его юродивый Иоанн Железный Колпак – из Москвы пришел – и велел ему сделать кресты медные, 100 штук, по четверть фунта каждый.
– Нет у меня денег на столько крестов, – прослезился Иринарх. – Живу скудно, в нищете, все, что имею, раздаю.
Но Иоанн на это ответил:
– Это не мои слова, а от Господа Бога: небо и земля мимо идут, словеса же Господни не мимо идут, все сказанное сбудется. Бог тебе поможет.
И стали приносить к нему разные люди кресты и просто железо. И смог Иринарх выполнить наказ юродивого Иоанна, сделал сто крестов.
Особенно часто припадал Иринарх на колени у иконы Распятия Господня, вопрошая о спасении. И был ему глас, возвестивший:
– Иди в келью свою, будь затворником и не исходи, так и спасешься!
Иринарх тут же отправился к строителю Варлааму, стал просить его благословения на затвор – непрерывные молитвы в келье без исхода из нее. Сам по себе подвиг неисходного затвора труден, а Иринарх еще попросил приковать себя железной цепью в три сажени длиной, ограничив себя в движении в тесной келье. Кроме этого он наложил на себя сто сорок два железных и медных креста, тяжелый обруч на голову, семь тяжестей наплечных, ножные путы, на руки и грудь восемнадцать оков и на пояс связки цепей весом в пуд. Сам себя посохом железным истязал, спал на голом полу, часто болел, но при этом не только в молитвах пребывал, но и не оставлял трудов: вязал «свитки» – широкие верхние одежды, делал клобуки, шил одежду для бедных. Полученное подаяние раздавал нищим. Некоторые монахи избрали тот же путь, но многие завидовали Иринарху, его славе в народе, не желая следовать примеру неустанного труда и подвижничества, к которым призывал их старец. Они постоянно возводили на него наветы, подвергали поруганию и посмеянию. Иринарх переносил все поношения и обиды с кротостью и смирением, постоянно восхвалял Бога и молился за обидчиков.
Пришел в монастырь посадский человек по имени Алексей, упросил о встрече с Иринархом, поведал, что много наслышан о его подвижничестве, и хотел бы служить старцу, чтобы тот принял его и научил кротости и смирению и Заповедям Господним. Старец, обладавший даром провидения, сразу понял, что просьба идет от чистого сердца, принял пришельца, призвал священника и диакона, велел совершить постриг и нарек его Александром. Он стал жить в одной келье с Иринархом, делить с ним радение, молитвы и послушание и писать его житие.
Бог дал Иринарху прозорливость, потому многие страждущие шли к нему. Старец никому не отказывал, принимая дары с благодарностью. Только себе ничего не оставлял – все раздавал нищим.
Не только для молодых мирян был Иринарх примером подвижничества – в Борисоглебском монастыре старец Леонтий, следуя трудам и добродетелям Иринарха, сковал себя железами и носил на себе тридцать три медных креста. Вскоре решил Леонтий удалиться в пустынь, на что испросил благословения у старца, оставляя на хранение ему свои кресты, за которыми обещал вернуться. Иринарх уговаривал его не уходить в пустынь, потому как открылось ему, что будет Леонтий убит безбожными разбойными людишками. Но Леонтий смиренно говорил, что как Бог велит, так и будет. Видя упорство старца Леонтия, Иринарх, который не мог открыть Леонтию будущее, благословил его, но сказал со слезами: