Русские ушли
Шрифт:
Майкл едва удержался, чтоб не сломать ему шею.
— …но это только поначалу. Знаешь, я ведь в любой момент могу выйти отсюда, пойти посидеть в кабачок в тауне. И ты, если со мной, тоже сможешь.
«Вот и возможность побега, — уныло подумал Майкл. — Будь я проклят, если вылезу на волю через жопу!»
— Не верю я что-то… — обронил презрительно. — Кто ты такой, чтоб администрация перед тобой плясала?
— А разве ты не видел, что она пляшет? Я специально, чтобы ты заметил, старался… — Киска надул губки. — За день до того, как этот мерзавец, бывший бригадир, сдох, два письма пришло. Мне лично и в администрацию. От сына самого. Ну, ты ведь понимаешь, о ком я? Жаль, что тот красавчик раньше не догадался положиться на меня, я столько времени вынужден был терпеть этих мужланов… Майк, ну почему ты ни разу ко мне не приблизился?! — он с томным видом шагнул к Майклу, тот отшатнулся. — Вот ты как… Ничего. В этом письме администрации приказано делать так, как я скажу. А мне лично поручено тебя устранить. Но я не могу перешагнуть через свою любовь к тебе. Да и что изменится в мире, если ты не умрешь, а навсегда останешься здесь? Мы вместе будем жить тут, в колонии, нам построят домик… Если ты попробуешь понять, как велика моя любовь к тебе…
Майкл не выдержал. Распахнул дверь и шагнул в коридор. В спину донесся сначала разочарованный вздох, потом оклик, потом — ругань и угрозы. «Придется все-таки помочь пиплу от него избавиться», — подумал Майкл.
Себастьян так и караулил возле профессора. Майкл улучил момент, будто случайно оказался возле Тощего Гарри, шепнул:
— Согласен.
— Сегодня уже не выйдет, — не оборачиваясь, буркнул себе под нос Гарри. — Там вертухаи с Филом возятся. Завтра.
— Заметано.
…До самой прогулки Майкл жил в ожидании подлости со стороны Киски. Надо же, как все повернулось! Какое продуманное унижение: подослать к нему киллера-педераста, которого месяц подряд драла вся колония… Гэйб не глуп, понимает, что убийца из Киски никакой. Он на другое рассчитывал: что Майкл испугается и подставит попку. Зачем ему это? Зачем, когда он и так загнал Майкла на пожизненную каторгу?
А может, положение Гэйба не такое уж устойчивое и он боится, как бы отец не узнал правду? Тогда он мог просчитать конструкцию посложней. Рыбка пристает, Майкл отказывается, и педераст с обиды действительно его убивает.
Майкл отдавал себе отчет, что оскорбил рыбку. И вряд ли тот не попытается сквитаться. Убить у него кишка тонка, на это Гэйб пусть не надеется, но гадостей педераст может сделать предостаточно.
Однако ничего не происходило, и Майкл постепенно расслабился. Профессор знал, что вечером его будут вскрывать, как консервную банку, и соглашался молча терпеть любые муки.
— Мне так худо, Майк, что я и боли-то толком не почувствую, — шептал он. — Не волнуйся. Это доли секунды, а потом мне станет легче.
Временами он впадал в полубредовое состояние, и Майкл думал: хорошо бы он был в таком состоянии, когда Себастьян начнет его резать. Помутненное сознание не просигналит о боли, профессор ничего не ощутит.
Себастьян тоже волновался. Велел Майклу загодя приготовить мокрые тряпки. С тканью в колонии дела обстояли туго, Майкл оторвал две полосы от своей и профессорской простыни, а в сортире ухитрился намочить их в относительно чистой воде. Он даже сумел кое-как помыть профессору шею, правда, тот дергался от боли и шипел всякий раз, едва Майкл задевал гнойник.
Как рядом оказался Роберт, Майкл не заметил. Только услышал шепот:
— Держи.
И тут же в руку ткнулось что-то твердое, завернутое в огрызок носового платка. От тряпки исходил слабый запах алкоголя. Майкл с благодарностью посмотрел в спину Роберту: ухитрился раздобыть каплю спирта для дезинфекции. Мало, но лучше, чем ничего.
Себастьян за это время подбил Тощего Гарри и еще двоих парней постоять на стреме. Забились в угол, профессора усадили на землю и прислонили спиной к стене. Себастьян долго разгребал бороду, разглаживал жесткие волосы, едва не вылизал их. Потом тщательно растер Робертовым платком.
— Ты что? — спросил Майкл, заподозрив неладное.
— Нет-нет, все в порядке.
И продолжал наглаживать. Майклу уже тошно было глядеть на малиновую, туго натянутую кожу, профессор тоже начал нервничать.
— Майк, — спохватился он. — Погоди. Я… кажется, я вижу ангелов. Да-да, это ангелы! — он смотрел в небо. — Майк, они за мной.
— Проф, заткнитесь. Все будет в порядке.
— Майк, я действительно их вижу! — профессор почти плакал.
— Я боюсь, — внезапно признался Себастьян.
— Чего?!
— Крови, — выдохнул маньяк-каннибал.
— Ты же фельдшер!
— Ну и что?
— И женщин ты убивал, а потом разделывал!
— Я никого не убивал, — прошептал Себастьян. — Я… Майк, знаешь, тут ужасно скучно… Я, правда, никогда не женюсь, но я не убивал. Я вообще всегда сознание терял, когда кровь видел, мне даже перевязку не доверяли.
Майкл выругался. Вот ведь сподобился позвать в помощнички!
— Лучше б ты был натуральным каннибалом, — сказал он. — Я б тебя зауважал. Ладно, как резать?
Себастьян, запинаясь и путаясь, принялся объяснять. Майкл поудобней ухватил заточку, заставил себя Дышать ровно и медленно..
— Ты, главное, глубоко не лезь, — напутствовал его Себастьян. — Там артерия рядом. По самому верху, только чтоб гной вытек. Давай, а я его подержу.
Сосчитав до трех, Майкл наклонился. Пациент не обращал внимания на горе хирургов, его вниманием завладели маленькие создания с белыми крыльями, роившиеся над головами. Руки у Майкла подрагивали, но он напомнил себе: профессора надо спасти. Пусть даже ценой неумелого хирургического вмешательства. Если это сделать, проф выживет. Наверное. Если нет — помрет. Наверняка.
Малиновая кожа треснула с мерзким звуком, плюнув Майклу в лицо горячим гноем. Себастьян вдруг заорал дурниной, вскочил и понесся прочь, сбив с ног Гарри. Майкл испугался до икоты, но продолжал. Еще поперечный разрез, для верности… На спину рухнула тяжесть, он едва успел убрать заточку подальше от раны.
— Он инфекционный! — вопил Киска фальцетом. — Он нас тут всех заразит! Я знаю, это смертельно! Где охрана, нас заражают!
Майкл барахтался под двумя вертухаями. Профессор, потерявший сознание, завалился набок. Майклу заломили руки, он дергался, и тогда его наклонили и ткнули лицом прямо в зияющую, истекающую кровавым гноем рану. Сознание, что произошло непоправимое, оглушило его, и он даже не замечал, что лицо покрыто липкой жидкостью с отвратительным запахом.
Он ругался в полный голос, когда четверо вертухаев тащили его прочь. Ухитрился вырваться, кинулся назад, к тем двоим, которые склонились над телом профессора. Тут его снова скрутили.
Его почти несли, а он орал и оглядывался. И видел, как вертухаи подхватили профессора за ноги и поволокли куда-то. Из раны на шее хлестала кровь, а руками профессор пытался ухватиться за каменистую землю.
Майкл провел в карцере три дня. Странно, никто не спрашивал, где он взял заточку. Вообще никто ничего не спрашивал. Бить — били. Регулярно. Вместо завтрака, обеда и ужина. Еще и ночью побудку устраивали.