Русские – успешный народ. Как прирастала русская земля
Шрифт:
В описаниях монастырских владений часто указывается размер «пашенного леса» — лесного участка, где впоследствии будет устроена пашня.
Размеры пашни, приходящейся на одного крестьянина, обычно были небольшими, 1,5–2 десятины, что обусловливалось естественными ограничениями — в первую очередь коротким сельскохозяйственным периодом. [265] Но земля первые годы хорошо родила хлеб.
За исключением площадей, переданных в монастырские вотчины (например, Троицкому Сергиеву и Богородицкому монастырям), правительство старалось отдавать землю на поместном праве небольшими участками.
265
Перетяткович. Поволжье
Среди высокородных особ, пожалованных весьма малонаселенными поместьями в Свияжском уезде, были князья Михаил Бахтеяров-Ростовский, Андрей, Дмитрий и Никита Ростовские, Борис Семенович Пожарский, Никита и Федор Яновы, Иван Темкин, Роман Приимков, Михаил Шеин и др. Таковы были результаты «опричной» политики, когда княжата из давно населенных земель теряли там свои многолюдные вотчины, своих бояр, дворян и подневольную челядь, свои кормления, свое политическое влияние в качестве местных державных владельцев (унаследованное от периода удельной раздробленности) и перемещались на окраины государства. Здесь, уже в роли уездных дворян, им надлежало служить за землю. [266]
266
Павлов-Сильванский. С. 59, 60.
Легче всего заселялись беломестные вотчины монастырей.
У Троицкого Сергиева монастыря, где архимандритом был Варсонофий, имелось около 1557 г. лишь 2 деревни и 3 починка с займищем, всего 30 дворов. А в 1570-х гг. уже есть село Услон с храмом.
Монастырь в это время берет «дикой и черной лес на Услоне на четыре версты поперек… на пашни расчищати лес». Община села Услон высылает починки во все стороны монастырских владений. Поселившиеся там крестьяне получают 15-летнюю льготу не платить оброк.
На левой стороне Свияги, по притокам Большой и Малой Бирлы, на монастырских землях живут полоняники.
С 1560-х по 1590-е гг. количество деревень здесь увеличивается втрое, появляется мельница Большое колесо «за Свиягой на светлом ручью». А к мельнице «прибавлено лугов, старых покосов по обе стороны ручья и новых росчистей 250 копен…» [267]
Переселенцы оставались весьма легкими на подъем и при едва заметном улучшении положения с безопасностью отправлялись дальше, на новые невыпаханные земли.
267
Перетяткович. Поволжье в XVII в. С. 21.
Когда в 1590-е гг. местность около Тетюш была защищена засекой, проведенной в вековом лесу и упиравшейся в Свиягу здесь сразу стало расти число поселений.
Хозяйствовать абы как помещикам не дозволяется. Так, поместье, находившееся недалеко от засеки на реке Улеме (правом притоке Свияги), забрано у воина Болтина, коим было приведено в негодное состояние, в собственность дворцового ведомства. Помимо села Федоровского здесь появляются три деревни, населенные мордвой, а 20 служилых людей из числа пленников получают поместья. [268]
268
Перетяткович. Поволжье в XVII в. С. 23.
Не менее успешно, чем фронтир, заселялись и соседние к нему старые земли, например Нижегородский уезд. Поселенцы «посошлись из дальних мест и дворы поставили, и лес секли, и перелоги раздирали, землю распахали». [269]
В конце XVI в. на правом берегу Камы и на ее притоке Ветке появляются два острога, каждый с пятью башнями и тремя воротами. Возле них скапливается население. Около первого острога появляется слобода, называющаяся Рыбной, — с 69 дворами. В ней «садовое» хозяйство: крестьяне занимаются аквакультурой, «рыбу в озеро сажают и стерегут и из озера рыбу вынимают».
269
Акты Нижегородских монастырей: Печерского и Благовещенского. № 6, грам. № 14, 13, 51 // Нижегородские Губернские ведомости. 1848.
Отделившиеся от Рыбной переселенцы, числом 13, решают заняться пахотой. Они составляют отдельную общину, сводят лес и, находясь на льготе, «пашут своей росчисти… безоброчно по государеву указу».
Выше Рыбной слободы возникает дворцовое село Анатош, в котором «три государевы житницы», 30 дворов пашенных крестьян и 13 дворов, чьи владельцы живут ремеслом и торговлей.
Выше села Анатоша на реке Ветке возле острога вырастает село Ветки с церковью, церковной пашней, 35 дворами пашенных крестьян и 7 дворами торговцев и ремесленников.
К этим дворцовым селам тянуло (относилось) шесть деревень.
Число дворов во владениях Преображенского монастыря близ Казани увеличивается с 44 в 1560-х гг. до 121 в начале XVII в., крестьянская пашня возрастает почти в 4 раза. Вместе с тем уменьшается размер сенокосов, и крестьяне «косят наймуя на стороне».
В вотчинах монастыря уже в 1560-х гг. вместе с русскими крестьянами упоминаются «новокрещены, полонянники и Чуваши», в одном починке «живут в нем Татаровя на льготе». В начале XVII в. все обитатели монастырских владений носят уже русские имена и фамилии. «Татаровьев» никто силком в православие не тащил, это было категорически воспрещено. [270]
270
Перетяткович. Поволжье в XVII в. С. 93–95.
В Казанском уезде много служилых новокрещен, татар и чувашей владели землей «без дач и государевых грамот и выписей», потому что теми землями «владели отцы их и дядья и братья до Казанского и после Казанского взятья».
Воеводам, отправляемым в какой-либо город, в уезде которого жили «инородцы», поручалось «смотрети над головою стрелецким» и «над всякими русскими людьми», чтобы они «черемисы не обидили… и поминков с них не имели и насильств им не чинили».
В отличие от европейцев, не признававших прав завоеванных народов на землю, русские власти повсеместно сохраняли землю за теми, кто издавна жил на ней. Вообще российская власть признавало базовое равенство победителей и побежденных. И эта политика оправдывала себя.
«Инородцы», владевшие поместьями, как правило, крестились первыми, притом новокрещены были весьма ревностными верующими. [271]
Русская вера и русская государственность совместно превращали пространство любой степени дикости в мир созидательного труда и производящего хозяйства. Татарин и черемис, входя в этот мир, сохраняли свою этничность, но становились русскими по типу национально-государственной работы…
В это же время «цивилизованная Англия» королевы Елизаветы I (о которой снято так много комплиментарных фильмов) осваивает Ирландию в следующем стиле: «Головы убитых за день, к какому бы сословию те ни относились, должно было отсечь и принести к тем местам, где он (полковник) располагался на ночь, и разложить их по обеим сторонам дороги, ведущей к его палатке, и так, чтобы никто идущий к нему с каким-либо делом, не преминул увидеть их. Головы должны устрашать; от мертвых не убудет, а живые пусть ужасаются при виде голов своих отцов, братьев, детей, родственников и друзей, на которые будут натыкаться, идя разговаривать с вышеупомянутым полковником».
271
Там же. С. 100–106.