Русские в Сараево. Малоизвестные страницы печальной войны
Шрифт:
— Ну да! Несколько слов, которые они тебе подскажут! И тебе гарантировано убежище на территории Хорватии.
И, разумеется, жизнь! Тебя даже в тюрьму не отправят! Или если захочешь, то отправишься на все четыре стороны!
— Я по-другому представлял свой путь к мировой известности и славе! — вновь усмехнулся я. — Передай им, пусть идут в печку матерну!
— Ого! — покраснела Рада. — Ты изучил наши ругательства!
— Они не сложнее русского мата!
Рада постаралась перевести мой ответ как можно деликатнее,
— Да скажи им все, что они просят! — взмолилась Рада. — А то он сейчас тебя убьет!
— Нет, не буду я им ничего говорить!
Дуло пистолета смотрело мне в лоб. Я вздохнул, пытаясь вспомнить какую-либо молитву и жалея, что когда-то несерьезно отнесся к их заучиванию. Хорошо хоть окреститься успел.
Хлопнули два выстрела подряд. Щеку обожгло.
Голова усатого вдруг превратилась в кровавое месиво. Затрещали автоматные очереди. Кто-то атаковал гвардейцев. Теперь только бы шальную пулю не получить. Я упал на асфальт, потянув за собой Раду.
Неужели наши прорвались? Или какой-нибудь дерзкий рейд сербского спецназа типа «Црвеных береток»?
Несколько хорватских гвардейцев валялись на асфальте без признаков жизни. Кто-то пытался убежать, трое залегли и отстреливались. Нападавшие, как и гвардейцы, также носили черную форму. Черт возьми! Это же «ласты» — спецназ мусульман-босняков «Черные ласточки»! От одних врагов — в лапы к другим врагам! Веселуха!
Бой через минуту закончился. Двое гвардейцев успели убежать. Остальные были убиты. Нападавшие подходили к лежавшим телам и производили по контрольному выстрелу в голову.
Я решил добраться до пистолета убитого хорватского командира. Если уж убьют, то с оружием в руках. Сражаясь, погибать не так обидно. Рада плакала.
Я почти дотянулся до пистолета, когда тяжелый берц американского образца придавил мою кисть к асфальту. Больно!
Как я буду потом работать, если мне раздавят пальцы. Какой из меня будет специалист по мануальной терапии и неврологии?! Хотя, наверное, скоро будет все равно…
— Стэнд ап! — приказал мне обладатель тяжелых военных американских ботинок и расхохотался. Он тыкал мне дулом автомата в ребра, заставляя встать, ногой продолжая придавливать мою руку. Жуткое, унизительное положение…
— С-сука! — вырвалось у меня.
— О-о! — Это кто-то еще подошел ко мне. — Русский?!
Я предпочел промолчать, ничего хорошего не ожидая. Но подошедший что-то сказал мордовороту в тяжелых берцах, и тот отпустил меня. Я поднялся. Раду поставили рядом со мной. Рыжеватый лысеющий босниец — старший группы — принялся внимательно меня рассматривать. Рада его мало заинтересовала, зато к ней проявляли интерес его подчиненные, что для Рады могло закончиться плохо.
В отличие от хорватских гвардейцев командир мусульман не рискнул долго задерживаться на улице.
Наставив на нас автоматы и грубо подталкивая, нас повели к третьему подъезду.
— Собираются допрашивать там, — прошептала Рада. — А потом убьют. Хорошо, если просто убьют…
— Это точно! — мрачно согласился я.
Пока нас гнали вверх по лестнице, я чувствовал предательскую слабость в ногах, пару раз споткнулся о ступеньки, но удары прикладами автоматов возвращали мне теряемое равновесие.
Раду конвоиры не трогали, но их алчущие взгляды не предвещали ничего хорошего. Если бы не суровый командир, «ласты» давно бы набросились на нее.
Нас довели до шестого этажа. Я уже был здесь — в квартире, наполненной мусульманскими детьми и женщинами.
Нас завели в квартиру напротив. Грубо толкнули на запыленный диван. Приказали сидеть и ждать. Их командир куда-то отлучился.
Ожидание затянулось. Мысли о ближайшем будущем были одна другой хуже. Была слабая надежда на то, что отряд состоял из местных мусульман, а не из арабских наемников, отличавшихся крайней жестокостью. Эти тоже добряками не выглядели, но все же вели себя сдержанно.
Вошел командир мусульманского отряда, вместе с ним появился невысокий средних лет человек в толстых роговых очках и помятом костюме.
— Я буду переводить, — смущенно улыбнувшись, на хорошем русском языке произнес он. — Командир Ходжа пожелал поговорить с тобой, русский!
— Не знаю, чем я могу быть интересен, — пожал плечами я.
— Не бойся, русский, — перевел мне слова Ходжи переводчик. — Командир сказал, что его не интересуют твои военные секреты, ему все равно, сколько в вашем отряде воинов и чем они вооружены. Это мы узнаем, когда нам потребуется. Да и не хочется тратить время на преодоление твоего русского упрямства!
— Чего ж вы тогда от меня хотите?
— Как это говорят у вас, русских, — поговорить по душам. Или, как это еще, — поговорить за жизнь!
— За жизнь? — мне захотелось расхохотаться.
— Да. Просто хочется понять, что вам, русским, дома не сидится, что вам всем нужно? Чего вы везде лезете? Где война, там и вы!
— Да и ваши моджахеды любят поползать по миру! — огрызнулся я.
— Они защищают своих братьев по вере!
— То же делаем и мы!
— Среди вас много безбожников! Как они могут защищать веру?
— Ну уж нет! На войне неверующих не остается! — покачал головой я. — Даже те, кто говорил, что в Бога не верит, быстро начинают верить. Иначе не выжить! А я из казаков — следовательно, православный! Казаки — рыцари православия! Если слышал! И всегда пытались защищать православный люд! А иногда и ваших мусульман. Поэтому и стали когда-то Москву поддерживать, хотя в те времена ее бояр и правителей не особо любили.