Русский ад. Книга первая
Шрифт:
– Послушайте, – Чуприянов мял руками лоб, – но Китай, между прочим, именно так при Дэн Сяопине выползал из застоя, Николай Яковлевич! Средний доход крестьянина и Китае был 8 долларов в год. В год, – я не оговорился! – Сначала – швейные машинки. Потом что-то другое. Как иначе-то? Все через частников.
– Да. Только без права гнать товар за рубеж, – возразил Петраков. – И без права оставлять за рубежом выручку. Атак ведь все в офшорах оказалось. Разве нет? Офшоры-то при Рыжкове начались!
…Со стороны он был похож на большого ребенка: Николай Яковлевич все время поправлял очки, сползавшие на нос, и растерянно (в
– Кооперативы Китая, дорогой Иван Михайлович, создавали конкуренцию исключительно в своей стране. А Рыжков при абсолютно беспомощном уже тогда КГБ работал – по факту – только на заграницу. Правильный шаг в ложном направлении, одним словом! Борис Николаевич, кстати, сейчас тоже вовсю заигрывает с Китаем.
Втихаря подкармливает его нашей земелькой, вот-вот отдаст Китаю Тарабаров, государственная граница тогда просто через Хабаровск пройдет, для друзей Борису Николаевичу ничего не жаль, он же широкий, Ельцин, особенно если поддаст, хотя Китай – он же как фальшивая монета, в любую минуту может подвести…
– А Ельцин, значит, пьет? Не брешут люди.
– Тяжело больной человек. В любом отношении.
– Выбрала Россия!
– Выбрала. Одного человека – Президента – и то выбрать не можем.
– Ну, почему же? Инвалиды выбрали инвалида.
– …а директора, Иван Михайлович, оказались… как те же российские помещики! Я летел в Красноярск и наткнулся в книжке на Царский манифест 1861 года. Интересное чтение, доложу! Что такое крепостное право? Желание царя закрепить крестьян на их землях. Иначе Сибирь была бы пуста. И севера. Рыба, Иван Михайлович, ищет где глубже, а человек где лучше; все подались бы в южные края…
Чуприянов слушал с большим интересом. Крепостное право как совершенно необходимая – в условиях России – вещь: прежде он как-то не думал об этом.
– И вдруг, – продолжал Петраков, – царь отменяет крепостное право. Страшнейший удар по самодержавию, между прочим! Я, – Петраков полез в боковой карман пиджака, – выписал для себя, послушайте, что царь сказал: «…Права помещиков были доныне обширны и не определены с точностью законом, место которого заступали предание, обычай и добрая воля помещика. В лучших случаях из сего происходи ли добрые патриархальные отношения искренней правдивой попечительности и благотворительности помещика и добродушного повиновения крестьян. Но при уменьшении простоты нравов, при умножении разнообразия отношений, при уменьшении непосредственных отеческих отношений помещиков к крестьянам, при впадении иногда помещичьих прав в руки людей, ищущих только собственной выгоды, добрые отношения ослабевали, и открывался путь к произволу, отяготительному для крестьян и неблагоприятному для их благосостояния…»
Иван Михайлович, – Петраков остановился, – такая картина вам ничего не напоминает? Или разница в том, что в 1861-м было освобождение от крепостничества, сейчас, в 1992-м, все наоборот, – новое крепостничество, полная зависимость от доллара, от нефти… – я… я не прав?
Чуприянов молчал. А потом так же молча наполнил рюмки.
– К концу 88-го нефтепродукты и хлопок, цемент и рыба, металл и древесина, минеральные удобрения Ольшанского и кожа – все, что Совмин и Госплан выделяли для насыщения внутреннего рынка Советского Союза… все прет за рубеж эшелонами, – говорил Петраков. – Народ, те же директора стали денежки складывать в кубышку. Богатели на глазах. Бизнес по-русски: это – мне, это – тоже мне, ну и это мне! Все остальное – тебе, Родина! Будто заранее готовились, черти, к ослепительной приватизации. Ждали, короче, Егора Тимуровича. И Анатолия Борисовича.
Случайность? Может быть, не знаю, – Петраков ловко подцепил на вилку грибочек и любовался им как ребенок.
– Выпьем, Николай Яковлевич?
– Ответьте! – наседал Петраков.
– Думаю, нет… не случайность…
– И я так думаю! Январь 89-го… – какая скорость, да? Записка Власова, Шенина и Бакланова, я ее читал и помню наизусть:
«Обеспеченность сырьем, материалами в автомобильной и легкой промышленности Советского Союза составляет не более 25 %. Строителям нажилье и объекты соцкультбыта приходится лишь 30 % ресурсов. Многие предприятия, по словам министров, тт. Паничева, Пугина, Давлетовой, вот-вот встанут…»
А где ресурсы? Где? Куда делись?
Как где? Через кооперативы ушли за рубеж. И обрушился весь рынок страны. Внутренний.
Что делают наш дорогой Совмин и Рыжков, когда рынок поплыл? Из закромов Родины, Иван Михайлович (опять закрома)… Рыжков выделяет золото на покупку продовольствия. За границей. И наши собственные продукты (мясо, рыба, хлеб) теперь повсеместно оформляются как «забугорные».
Суда загружаются в портах Таллина и Риги, огибают Европу и приходят, Иван Михайлович, в наш любимый город Одессу, «город каштанов и куплетистов», где по документам русская пшеница становится импортной, канадской, и по цене соответствующей: 120-140 долларов за тонну…
Прелесть? Детектив!
Петраков внимательно смотрел на Чуприянова; он тяжело уставился на полную рюмку и думал о чем-то нерадостном.
– Вот он, 88-й год, – закончил Петраков. – И встали наши заводы намертво, Иван Михайлович, не мне вам говорить, особенно – в Центральной России. Все связи оборвались. Ну а в ответ… что? – Правильно, – как по команде повсюду возникают народные фронты. Люди же без работы! Куда они идут? На улицу! Только в одном Куйбышеве на митинг протеста собрались, помню, 70 тысяч граждан. Такого и в 17-м не было!
Чуприянов молчал…
Он и в самом деле не знал, что сказать.
Тикали на стене старые ходики, висели фотографии, тоже старые, а в окне истерически билась жирная муха.
На дворе – снег, а в окне – муха. Как это так?
– Словно… о какой-то другой стране говорите, – протянул наконец Чуприянов. – А мы тут… жили-жили, что-то замечали, что-то знали, не замечали, и все чего-то ждали, ждали…
– До полного развала страны оставалось тогда два года, – заключил Петраков.
– А Егор Тимурович, значит… и до нас… добрался? – вздохнул Чуприянов. – Да, у Москвы у вашей… длинные руки!
Ему хотелось поменять тему.
– Приватизационный чек – десять тысяч рублей! – откликнулся Петраков.
Теперь он приналег на картошку и был очень-очень доволен.
– Хороший человек, – хмыкнул Чуприянов. – А цифры откуда?
– Сдуру, Иван Михайлович, сдуру. Откуда же еще? Но ведь это не рубли. Не вполне рубли. Так просто слово использовали…
Они чокнулись и выпили. Каждый до дна.
– Как так? – не понял Чуприянов. – А что тогда этот чек, если не рубли, – можно спросить?