Русский бунт. Все смуты, мятежи, революции
Шрифт:
Годы 1932–1933. Голодомор
Страшный голод 1932–1933 годов в черноземных областях страны был результатом сразу нескольких факторов: предшествовавшего неурожая, проведенной в сжатые сроки коллективизации, а также идиотизма, которым всегда отличалось большевистское правительство при решении действительно сложных вопросов. Голод поразил Казахстан, Поволжье, Кавказ, черноземные области России и Украину.
Страшный голод 1932–1933 годов в черноземных областях страны был результатом сразу нескольких факторов: предшествовавшего неурожая, проведенной в сжатые сроки коллективизации, а также идиотизма, которым всегда отличалось большевистское правительство при решении действительно сложных вопросов. Голод поразил Казахстан, Поволжье, Кавказ, черноземные области России и Украину.
Коллективизация везде проводилась с большими жестокостями,
Сроки коллективизации власти сжали до предела. И получили целый букет восстаний 1929–1930 годов: 14 000 бунтов и два с половиной миллиона участников, причем по всей стране – от Украины до Дальнего Востока. Самым проблемным регионом была Украина: на западе из-под контроля власти вышли целые области. И это через 12 лет после революции! Бунтовало Поволжье, бунтовал Казахстан, бунтовал Кавказ, бунтовала Сибирь. Дабы не портить картинку коллективизации «отдельными пятнами» восстаний, в 1930 году приняли инструкцию об охране гостайны в прессе: теперь в печати не разрешалось оглашать сведения о забастовках, массовых антисоветских манифестациях, а также о беспорядках и волнениях в домах заключения и концентрационных лагерях. Еще бы! Восстания были хоть и небольшими по численности участников, но повсеместными. Да и там, где народ не восставал, а молча терпел, радостей по поводу коллективизации он не испытывал.
Если в 1930 году хозяйства отчитались о неплохом урожае, это вовсе не означало, что плоды трудов достанутся колхозникам. Плоды распределялись по трудодням, а трудодни рассчитывались местным начальством. И те, кто составлял отчеты и проводил коллективизацию, получили плоды хорошие, а рядовые крестьяне, пусть и с трудоднями, – плохие. Уже в 1931 году многие жили впроголодь.
Наступающей коллективизации боялись, а коммунистов ненавидели. Весной 1931 года неожиданно для большевиков вспыхнуло крестьянское восстание в Восточной Сибири, в известном еще царской каторгой Нерчинско-Заводском районе. Восстал целый куст сел, хотя восставших было немного – около 150 человек. Доведенные до отчаяния нищетой, они образовали партизанский отряд и «прогулялись» по окрестным деревням, сжигая сельсоветы, избивая коммунистов, даже напали однажды на пограничников. Очень интересны лозунги этого небольшого восстания: «Против советской власти!», «Против насилия!», «Против раскулачивания!», «Освободим крестьян от хлебозаготовок и лесозаготовок!», «Да здравствуют единоличники!», «Идем против коммунистов и коммуны!». Восстали они 8 апреля, а разбиты были 18 апреля и с весны до глубокой осени прятались в тайге, а потом бежали в Маньчжурию.
Наступающей коллективизации боялись, а коммунистов ненавидели. Весной 1931 года неожиданно для большевиков вспыхнуло крестьянское восстание в Восточной Сибири, в известном еще царской каторгой Нерчинско– Заводском районе. Восстал целый куст сел, хотя восставших было немного – около 150 человек.
Бунтовали не только сибиряки, но все восстания были очень и очень малочисленными. Открыто выступать против власти с ее мощной карательной машиной люди уже боялись. Время относительной свободы, Гражданская война, кончилось уже десять лет назад, а большевики стали не альтернативой, а единственным вариантом власти. И крестьянам приходилось принимать условия, навязанные этой властью, и жить под ее диктовку. Так что очень неохотно, но они «вынужденно коллективизировались». При этом 1931 год показал, что надежды на процветание коллективных хозяйств несколько туманны. Весной 1932 года многим было нечего есть и нечего сеять. Изголодавшиеся крестьянки полтавского села Часниковка разгромили амбары на станции Сенча и унесли 37 мешков пшеницы, а спустя пару дней повторили налет и унесли 150 пудов кукурузы. Милиция по толпе не стреляла: толпа вся была женская. Подобные акции крестьяне и крестьянки проводили по всей Украине. Все надеялись на август.
Но, когда дошло до уборки урожая 1932 года, вдруг оказалось, что даже в самых плодородных районах государственный план по сдаче сельхозпродукции выполнен не будет. Правительство тут же откликнулось привычными распоряжениями: отобрать все, но государству положенную дань – сдать. Вот и отобрали все. Когда люди стали реально голодать, власти испугались, что ограбленные жители выйдут бунтовать, и тогда охваченные голодом районы стали срочно оцеплять войсками. Люди, по сути, оказались в резервации. Они ели все, что можно было есть, – даже траву, кору, варили кожаные ремешки. Целые семьи пухли от голода. Многие пытались воровать с колхозных полей и тут же попадали в руки особистам. В деревнях съели всю живность, даже кошек и собак. Некоторые в отчаянии ели человечину (трупов было более чем достаточно) и тут же шли под суд за каннибализм.
Страшнее всего выглядел этот «объявленный» голод на Украине. Вся республика была разбита на районы, которые охранялись войсками, и при попытке «перейти границу» солдаты открывали огонь. Страдали не только крестьяне, страдали и горожане – им тоже вдруг оказалось нечего есть, особенно в небольших городках. В то же время был брошен клич: «Все на борьбу с голодом!» В Лиге Наций с призывом помочь голодающей России выступил известный полярный исследователь Нансен, однако желающих помочь оказалось немного, а самого Нансена из Лиги Наций тут же отозвали. Западные страны не собирались помогать государству, торгующему зерном. Стране пришлось изыскивать внутренние резервы и… не давать голодающим бежать с земель, охваченных голодом. Очевидно, боялись не только паники, но и того, что голод охватит наряду с черноземными областями и весь СССР. Конечно, какие-то меры принимались: в некоторых местах проводились акции вроде спасения от голода детдомовских детей, закупили зерно в Персии, но только получила это зерно не голодающая Украина, а Дальний Восток.
Страшнее всего выглядел этот «объявленный» голод на Украине. Вся республика была разбита на районы, которые охранялись войсками, и при попытке «перейти границу» солдаты открывали огонь. Страдали не только крестьяне, страдали и горожане – им тоже вдруг оказалось нечего есть, особенно в небольших городках.
Правительство также сделало демостративный жест – сняло с постов чиновников, которые допустили голод, и некоторых провело по делам о вредительстве.
А нужно было просто снабдить пострадавшие районы из государственных запасов. Всех пострадавших, а не какую-то избранную по партийным критериям часть жителей, которых к тому же снабжали в глубочайшей тайне, точно шпионов или подпольщиков. У чиновников с продуктами питания в этих голодающих районах все было прекрасно.
Скорее всего, голод 1932–1933 годов был использован коммунистами точно так же, как и голод 1921–1922 годов. Тогда голод в Поволжье стал поводом для борьбы с церковью и разграбления ее богатств. Голод 1932–1933 годов стал поводом для полного перевода единоличных хозяйств в коллективное русло: если колхозникам удавалось выживать в этом кошмаре хоть както, то единоличные хозяева были практически искоренены. А если припомнить, что наибольшее число таких единоличников жило на Украине, то понятно, почему именно Украина и пострадала сильнее всего, и почему именно там вводились самые безжалостные и бесчеловечные методы борьбы с «голодной паникой». Именно оттуда в лагеря отправили наибольшее число заключенных – не за открытый мятеж, а за нескрываемое недовольство. Именно тогда появился пресловутый закон «о трех колосках», за вынос которых с колхозного поля даже дети пополняли ряды заключенных.
Скорее всего, голод 1932–1933 годов был использован коммунистами томно так же, как и голод 1921–1922 годов. Тогда голод в Поволжье стал поводом для борьбы с церковью и разграбления ее богатств. Голод 1932–1933 годов стал поводом для полного перевода единоличных хозяйств в коллективное русло: если колхозникам удавалось выживать в этом кошмаре хоть как-то, то единоличные хозяева были практически искоренены.
Опыт борьбы с жителями голодающих районов показал: если вовремя отсекать информацию, делать ее секретной и карать за разглашение секретов как за государственную измену, можно скрыть любые злоупотребления и преступления власти. Войска, контролировавшие опасный «периметр», показали, что они твердо исполняют приказы и не дрогнут, даже если придется стрелять в народ. Да, на этот раз перед ними были не мятежники с оружием в руках, а просто умирающие от голода мирные жители. Но войска не дрогнули. Врачи, которым полагалось заполнять документы на умерших, тоже никогда не писали «умер от голода», они писали «смерть от истощения». Страшное слово «голод» – просто не употреблялось.