Русский Египет
Шрифт:
Российские дипломаты в Египте всячески подчеркивали, сколь «важную птицу» удалось им поймать. Смирнов писал в Петербург: «Арестованные в Александрии Адамович и В. Терский, так же как и сожительница первого швейцарская подданная г-жа Трипе, урожденная Хохлова, являются столь значительными революционными деятелями, что их, конечно, не командировали бы в Египет, если бы не предполагали сюда перенести один из важных центров заграничной антиправительственной агитации. На значение этих лиц, особенно Адамовича, указывает как тот шум, который арест наделал в Европе, так и доставляемая в наше консульство в Александрии корреспонденция Адамовича, поражающая своими размерами и состоящая из революционно-анархистских листков и публикаций, сношений с европейскими революционными фракциями и организациями, а также масса писем разных революционных деятелей, каковые письма дадут полиции обильный и важный материал».
В списке лиц, связанных с Союзом черноморских моряков, который был найден при аресте Адамовича, фигурировали двое русских, проживавших в Египте. Один из них, чье имя не привели царские дипломаты, — в Каире, другой, журналист Сергей Юрицын, — в Хелуане, где, по словам посланника Смирнова, он «основал торговое дело по цветоводству». «После освободительного движения Юрицын спешно покинул Россию, — сообщал также в российское Министерство иностранных дел Смирнов, — где он подвергался судебной ответственности за напечатанные им статьи, и как бывший журналист поддерживал и здесь связи с либеральными кружками и с представителями печати». У обоих были произведены обыски, но ничего подозрительного обнаружить не удалось.
Значит, Юрицын бежал из России в Египет после революции 1905 года? Может, именно он, журналист, так горячо выступал на митинге в гостинице «Континенталь» в январе 1907 года в защиту трех арестованных русских революционеров, писал ту самую листовку, что была опубликована газетой «Аль-Ахрам»? Увы, это хоть и вероятное, но предположение.
Между тем весть об аресте Адамовича быстро достигла Европы и вызвала возмущение в ее рабочих кругах. Несколько английских профсоюзов обратились к правительству с протестом и требованием немедленно освободить арестованного. В палате общин было сделано три запроса о судьбе Адамовича. С протестами выступили рабочие организации Франции, Бельгии, Германии и Австрии. Громко звучали слова возмущения и в Египте. «Лондонские и другие европейские рабочие листки заволновались по поводу ареста члена рабочего союза, — писал в Петербург Смирнов, — а за ними и некоторые из здешних газет стали настойчиво требовать в силу гуманитарных начал освобождения Адамовича, которому за его либеральные убеждения предстоит якобы смертная казнь или по меньшей мере пожизненная каторга в Сибири. В печать проникли даже собственные письма Адамовича, написанные им в тюрьме и умоляющие британские власти и английский народ не допустить, чтобы он погиб жертвою своих либеральных убеждений».
Накал событий нарастал. «В рабочих и социалистических кругах Александрии и Каира происходили митинги, обсуждавшие меры к недопущению отправки арестованных в Россию, — указывалось в очередной депеше царского посланника. — Предполагалось собрать толпу и попытаться из засады отбить отправляемых. Было также прибегнуто и к устрашению: мне было передано, что я и оба наши консульские представители в Каире и Александрии приговорены к смерти в случае, если арестованные будут все-таки отправлены в Россию».
Тень «урока свободы», доставившего представителям русского самодержавия в Египте немало тревог, нависла над ними вновь. «У меня еще свежи в памяти события 1907 года», — признавался Смирнов.
Царские дипломаты старались любыми способами избежать «повторения пройденного». Смирнов, с одной стороны, пытался увещевать местную печать, а с другой — добивался от Петербурга скорейшей отправки арестованных в Россию. Его пугала и другая перспектива — что они могут бежать из тюрьмы, и тогда громкое дело закончится скандалом для русского правительства, да и для него самого. «Подпольная деятельность единомышленников Адамовича и воздействие Европы на здешних рабочих-европейцев, весьма восприимчивых к революционно-анархистским идеям, продолжаются с прежней энергией, а на собраниях и митингах по-прежнему обсуждается вопрос о мерах по освобождению Адамовича, — с тревогой писал посланник в Петербург 30 мая. — Вследствие этого, пока арестованный не отбудет из Египта, агитация станет неизбежно продолжаться, а она, как мы были уже тому свидетелями, всегда может вызвать либо враждебные нам демонстрации, либо вспышки насилия и беспорядки, подобные происходившим в 1907 году, не говоря уже о том, что, пока Адамович находится в египетской тюрьме, отнюдь не невозможна какая-либо попытка к его освобождению».
Смирнов, что называется, как в воду глядел. Товарищи Адамовича организовали ему побег. Он ускользнул из камеры, взобрался на тюремную стену и спрыгнул вниз. Оставалось совсем немного — добраться до припрятанного неподалеку велосипеда. Но острая боль обожгла вывихнутую при неудачном приземлении ногу. Пока Адамович приходил в себя, полицейские задержали его и вновь водворили в тюремную камеру.
Хочу обратить внимание читателя на такой любопытный факт. Рассказывая о неудачном побеге Адамовича из тюрьмы, газета «Моряк», а она продолжала выходить, писала в номере от 12 сентября о сочувствии к нему со стороны египтян. Тюремный инспектор даже пожелал Адамовичу «успеха в следующий раз». В местных газетах появились статьи, полные восхищения мужеством русского революционера. Так что, хотя движение солидарности с арестованными, как и в деле Боцоева, родилось в первую очередь в среде европейских рабочих-иммигрантов (Смирнов даже писал, что «арабская печать мало интересовалась делом Адамовича»), египтяне по-своему тоже участвовали в нем.
Предпринятая Адамовичем попытка побега из тюрьмы не на шутку испугала царских дипломатов. «Нахожу присылку за ним жандармов мерой, совершенно необходимою, — телеграфировал Смирнов. — Вследствие возбуждения судовых команд отправление без надежного конвоя было бы крайне опасно, а быть может, совсем невозможно». Это предложение получило в Петербурге поддержку. За Адамовичем и Терским была прислана охрана из 16 жандармов во главе с начальником одесского сыскного отделения. Для того чтобы усыпить бдительность пикетчиков в Александрийском порту, проделали такой трюк. За час до отхода парохода арестованных привезли на автомобиле из тюрьмы в портовую таможню. Пароход снялся без них. Перед выходом из порта он остановился, поджидая таможенную шлюпку. На ней были доставлены под усиленным конвоем Адамович и Терский.
Но и это еще было не все. В Константинополе на борт парохода поднялся сам начальник одесского жандармского управления полковник Заварзин, а в Черном море судно эскортировали два эсминца, специально вызванные для этой цели из Севастополя.
Состоявшийся через год после этого суд по делу Союза черноморских моряков приговорил М. Адамовича и большую группу других подсудимых к ссылке в Енисейскую губернию. Освободила их Октябрьская революция.
Глава 7
Обелиск в Порт-Саиде
Порт-Саид, декабрь 1986 года. Затаив дыхание, впервые иду по аллее греческого православного кладбища. Где-то здесь похоронены моряки с русского крейсера «Пересвет». Внимательно разглядываю надгробья, часовни. Почти все они — подлинные произведения искусства, с узорчатыми барельефами и беломраморными скульптурами. Свидетельства былого величия. Греческая колония в Порт-Саиде была многочисленна и богата. Но после национализации Суэцкого канала в 1956 году многие греки уехали. Кладбище постепенно приходит в запустение. Некоторые памятники уже обрушились, не выдержав груза времени и одиночества.
Но вот слева от аллеи мелькнули якорные цепи. Подхожу ближе. Небольшой участок кладбища огорожен. Посредине — скромный обелиск с надписью: «Русским морякам, погибшим на боевом посту в январе 1917 года. Сооружен министерством обороны Союза ССР в 1954 году». У подножия обелиска — два якоря. Вокруг — могилы моряков. 26 из них безымянны, на надгробиях — лишь мраморные плиты с крестом. А на 27-й надпись: «Лейтенант Иван Иванович Рентшке, старший артиллерийский офицер крейсера «Пересвет». Погиб 22 декабря 1916 года». 22 декабря — это по старому стилю. По-новому же — 4 января 1917 года. Погиб вместе с крейсером и десятками своих товарищей.