Русский фактор
Шрифт:
В отличие от ФРГ и Японии конца 1940-х годов Россия начала 1990-х годов не была для США геополитическим препятствием. Исчезновение Советского Союза привело к тому, что у коллективного Запада не осталось значимых геополитических, идеологических и военных противников. В официальной Москве тогда так не рассуждали, поэтому Борис Ельцин весной 1992 года, в ходе своего первого визита в Вашингтон, предложил президенту США Джорджу Бушу – старшему создать военный союз. На это президент России получил ответ, что в сложившейся ситуации такие объединения неактуальны, хотя сами Соединенные Штаты не собирались распускать НАТО и свои двусторонние союзы.
В начале 1990-х годов США имели реальную возможность превратить экономически зависимую от них и дружественно настроенную Россию в своего стратегического союзника. Но ни тогда, ни позже официальный Вашингтон не испытывал такой потребности. В 1991 году России и другим посткоммунистическими странами было предложено лишь взаимодействие в формате рыхлого Совета североатлантического сотрудничества, преобразованного позже в Совет евроатлантического партнерства, а в 1994 году – в «Партнерство ради мира». Все эти форматы предполагали консультативный характер взаимоотношений.
Помимо отсутствия острой необходимости в интеграции с собой РФ, на Западе с самого начала сомневались в отношении ее способности стать его частью. Политическая ситуация в стране долгое время оставалась нестабильной: демократические силы были слабы, реформаторы нуждались в поддержке, институции отсутствовали, общественный порядок был нарушен, к власти рвался криминалитет. Существовали ощутимый потенциал коммунистического и имперского реванша и перспектива гражданской войны. Огромные размеры и большая неоднородность страны делали российские преобразования весьма сложными.
В начале 1990-х годов Запад относительно России сделал для себя вывод о том, что она прошла пик своего влияния и перестала быть угрозой для собственных соседей и США. Западная проблема избытка силы у России и ее экспансии трансформировалась в проблему российской слабости, ожидания возможных потоков беженцев в Европу и расползания ядерного оружия, материалов… Существовавшая в 1992 году возможность полноформатной интеграции РФ в западные институты вскоре была упущена.
Идея самостоятельной великой державы стала вновь привлекательной для российского политического класса. Уже в 1992 году возникла и стала быстро набирать обороты дискуссия о собственных национальных интересах России.
Перестроечная горбачевская политика «нового мышления» официально определялась как «общечеловеческие интересы», но на поверку это оказались интересы Запада. Именно поэтому СССР распался, а США стали единственной сверхдержавой, Германия объединилась, НАТО сохранился. Первая постсоветская идеология единства интересов демократических стран, при руководящей роли Соединенных Штатов Америки, стала уступать место реальной политике. В ней для РФ было много неприятного: жесткие требования реформ; долговременная, до дефолта 1998 года, зависимость от траншей Международного валютного фонда (МВФ); пренебрежительное отношение к российским лидерам со стороны партнеров; существенные расхождения с западными партнерами в оценках и подходах по геополитическим ситуациям на постсоветском пространстве и Балканах; принятое в 1993 году и реализованное в 1999 году решение США о расширении НАТО на восток.
Борис Ельцин и Андрей Козырев добивались интеграции России в институты расширенного Запада, но реальностью это стало только для бывших восточноевропейских вассалов СССР. Это обстоятельство принципиально изменило отношение РФ к Западу: вместо желаемого становления единого союза демократических государств, включая Россию, произошло расширение старого военно-политического альянса, созданного для противостояния советской угрозе и не прекратившего свое существование после ее самоликвидации.
Фактически это означало расширение геополитического пространства Запада для его перестраховки на случай рецидива российского империализма, о котором стали говорить уже с 1992 года, с началом российских миротворческих операций на постсоветском пространстве и Чеченской войной. РФ по-прежнему была на внешнем контуре системы обороны Запада и теряла нейтральный и фактически демилитаризованный стратегический буфер между Одером и Бугом, который гарантировали Михаилу Горбачеву в 1990 году в обмен на согласие СССР с объединением Германии и вывод советских войск из ГДР и других государств Восточной Европы.
Серьезнейшим результатом расширения НАТО стала утрата доверия Москвы к своим новым партнерам. Заверения лидеров Запада не продвигать НАТО на восток с самого начала были неконкретными, давались в контексте германского объединения и относились к бывшей ГДР. Эти обещания делались в период, когда еще существовала Организация Варшавского договора (ОВД) и не было планов вступления союзных СССР государств в НАТО, давались руководителям уже не существующего Советского Союза. Делалось это устно и в предельно общих выражениях. С точки зрения западных лидеров, речь шла о намерениях, но не об обязательствах, поэтому у РФ не было легальных оснований несколько лет спустя обвинять Запад в нарушении несуществовавшего соглашения о нерасширении НАТО.
Глава СССР Михаил Горбачев поверил на слово Президенту США Джорджу Бушу – старшему и канцлеру ФРГ Гельмуту Колю, не добился письменного, юридически обязывающего документального закрепления обещаний, которые они ему давали. Поэтому много позже вынужден был признаться, что его провели. Российское общественное мнение пришло к более жесткому выводу: Запад лицемерил и обманул, Горбачев был одурачен.
Негативную реакцию России на расширение НАТО на запад расценили как подтверждение наивности идеи превратить РФ в стратегического партнера и свидетельство наличия у Москвы остаточных имперских комплексов. Согласно вывернутой наизнанку логике: если Россия противится вступлению бывших сателлитов СССР в Североатлантический альянс демократических государств, то это означает, что она стремится к восстановлению своей сферы влияния.
Согласно логике западных реалистов, баланс сил в 1990-е годы предполагал продолжение соперничества с Россией в Европе и Азии, но уже с позиции явно превосходящей силы Запада, для которого глобальное партнерство – это следование в русле внешней политики Вашингтона. В ней, в частности, англо-американские отношения построены на закрепленном после Второй мировой войны международном статусе Великобритании как младшего союзника Соединенных Штатов Америки.
«У России не было ни желания, ни возможностей для того, чтобы вступить в глобальное партнерство с США».
Маргарет Тэтчер, премьер-министр Великобритании в 1979–1990 годах
В 1997 году вместо интеграции в общую систему безопасности Россия и НАТО после долгих переговоров подписали соглашение о мерах доверия в ходе расширения НАТО на восток. Североатлантический альянс пополнился новыми членами, но государства Запада обязались учесть российские интересы безопасности и не размещать на территории его новых членов ядерное оружие или крупные военные контингенты. В качестве еще одного консультативного органа бы создан Совместный постоянный совет Россия – НАТО.