Русский Фауст
Шрифт:
Театр Сэма Дэвилза тем временем подстраивался под мой внутренний мир. И когда я вдруг вспомнил эту горькую октябрьскую боль, я оказался в шкуре (в блестючем костюме) одного из советников президента. Я шел к "пахану" докладывать об осмотре места славной победы.
Советник остановился у двери, прокручивая в голове свой предстоящий доклад, и я вместе с ним. И мог бы я сказать его языком что-нибудь позабористее, но еще пять минут назад по воле перпетум мобиле я бьш Иудой, предающим Христа, был Юровским, хладнокровно расстреливающим Романовых, был басилевсом, по приказу которого ослепили сотни тысяч
Но я уже не был собой и не мог ничего добавить от себя в этот мрачный репертуар. Рука советника опустилась в карман - там должна лежать шпаргалка. Но вместо блокнотных листов в кармане оказался самодельный брелок из проволоки и связка ключей. Советник остолбенел.
А я всегда таскаю с собой ключи - и в отпуск и в командировки. И в Америку и в Африку. Ключи от дома - они и в Африке ключи от дома.
И вот что-то сорвалось в этом спектакле. Чего-то режиссер не предусмотрел. Маленькая женщина из вокзального буфета и ее больной сын в сюжет не вписывались. И, наверное, поэтому весь окружающий меня мир фантастических декораций стал исчезать и все более походить на естественную реальность. Я снова увидел зал с беспорядочно понатыканными колоннами и невесть откуда взявшимися людьми. Пожалуй, это следует назвать последним актом абсурдной пьесы.
В зале звенели аплодисменты. Как только что проснувшийся человек я долго не мог понять, что происходит. И все же через некоторое время до моего сознания дошло, что аплодисменты обращены ко мне. Одетые в смокинги господа и дамы в вечерних туалетах, собравшиеся будто на бал, блуждали парами или поодиночке среди каменного леса. Некоторые подходили ко мне, чтобы сказать несколько одобрительных слов на разных языках, тем не менее неожиданно для меня понятных. Не знаю, смог ли я говорить хотя бы на одном из этих языков, но то, что я легко понимал их все, не подлежало никакому сомнению.
– Этот эффект вавилонской башни, - раздался рядом голос Билла.
– Кто-то смешивает языки и ломает баш^ ни, а кому-то приходится заново строить и учить людей понимать друг друга.
– Вы о Боге и...
– А Вы всегда такой до тошноты буквальный?! Расскажите об этом кому-нибудь на улицах Москвы или Владивостока, да где угодно расскажите, и Вас непросто назовут дураком, но и возможно вызовут специальную "скорую помощь". Не обижайтесь. Вы и сами знаете, что это так. А людей может объединять не только строительство башен, а, например, любовь к доллару. Вы знаете о такой любви?
Присматриваясь и привыкая, я определил, что среди гуляющих по залу гостей и стоящих за разговорами, достаточно было знакомых личностей, и что особенно удивило меня, тех, которых человечество уже с почестями похоронило и даже воздвигло в их честь величественные памятники. Так, рядом с вездесущей четой Горбачевых можно было увидеть скучающего Эйнштейна, недавно почившего Кагановича, нашего звонколысого Хрущева, который к тому же доверительно шептался с холодноглазым Берией. Я понял, что несмотря на некое обреаливание окружающей действительности, фарс продолжался.
Теперь следовало ожидать свою очередную роль. Было похоже, что все собравшиеся здесь ждут чего-то именно от меня.
– Зачем здесь все эти привидения?
– оглянулся я к Биллу.
– Вам неприятно находиться среди столь известных и уважаемых
– Это как раз здесь они не привидения.
– Признаюсь Вам, изучая всеобщую историю, над многими из них я просто посмеивался. Белыми нитками интриги шили. Вот если б тут оказался Владимир Мономах или Суворов...
– К сожалению, здесь нет даже Ивана Грозного. Может быть, Вас устроит аудиенция у Петра Великого?
– Да нет. Не стоит. У них очень много общего с Горбачевым, так что пусть между собой поболтают. Я империй бездарно не создавал и бездарно не разваливал. Всякую иностранщину в Россию как спасение не зазывал.
– Вы уже забыли, как хотели выброситься в окно, и если бы не "Америкэн перпетум мобиле"...
– напомнил Билл.
Я смутился.
– Извините, Билл.
Открылась одна из дверей в торце зала, и степенно вошел седовласый церемонимейстер-герольд. Три раза длинным шестом ударил в мраморный пол,
– Прошу всех в демонстрационный зал, - объявил он, и неспешная толпа живых и мертвых привидений двинулась к выходу. В слове демонстрационный отчетливо прозвучало слово демон.
– А где Андрей?
– спохватился я.
– Он занят тем же, чем и всегда, - невозмутимо ответил Билл.
– ???
– Безуспешно ищет, как навредить "Америкэн перпетум мобиле". Нам особенно ценно приобретать биоэнергетическую субстанцию таких провинциальных героев. У нее хороший потенциал. Но не переживайте, он скоро явится.
Я молча проглотил его усмешку над своим другом.
Между тем, мы вошли в новый зал, отделанный по принципу амфитеатра. Этакий домашний колизей с небольшим овальным полем для гладиаторских ристалищ. На память пришли десятки американских фильмов о кулачных бойцах, забивающих друг друга насмерть на потеху визжащей от удовольствия публике. Я хотел было двинуться к тесным "семейным" трибунам, но Билл остановил меня.
– Нет, сегодня ваше место там, - он указал на арену.
И тут же ответил на вопрос, который я еще не успел задать.
– Это именно то, о чем я говорил Вам. Небольшой, чисто символический акт, после которого Вы станете полноправным членом корпорации. Не волнуйтесь, я думаю, Вам не придется с кем-либо сражаться. Зрители тоже не должны Вас смущать. Они не более, чем зрители.
Каждый из них испытал нечто подобное, и не раз.
– Но мне кажется они делают ставки!
– Вас это действительно волнует? Не Вы ли минуту назад называли их привидениями?
– А если я не стану выходить на поле?
– за сегодняшний день я впервые сказал не то, что от меня хотели.
– Если меня устраивает мое нынешнее положение?
– Оно не устраивает нас.
– Тон его начал принимать все более прохладный оттенок.
– Устраивает или не устраивает Вас, Вы сейчас сами и проверите.Он сказал это так, что я понял: центра арены мне сегодня не избежать. Подтверждением этому, кроме всего прочего, служили пустовзглядые охранники у входа. Мысленно я плюнул на всю эту дребедень, на весь этот не совсем, а то и вообще непонятный цирк, а заодно и на тот день, когда наивно обрадовался легким деньгам Сэма Дэвилза. Неторопливо вышагивая на арену, я вдруг оглянулся и увидел, как судорожно дернулась бровь Билла, как будто в него действительно кто-то плюнул.