Русский флот на чужбине

Кузнецов Никита Анатольевич

Члены комиссии первоначально опасались, что корабли эскадры могут быть заминированы. Однако еще в июле 1924 г. бывший военно-морской агент в Париже В.И. Дмитриев сообщил Е.А. Беренсу: « Я вполне понимаю необходимость безболезненного разрешения Бизертского вопроса и разделяю Баш взгляд на возможность двух выходов — личному составу остаться на своих кораблях или мирно уйти, сделавшись беженцами. Я не допускаю возможности третьего, т. е. попытки уничтожить суда, — слишком она нелепа и бессмысленна. Мне лично кажется, что за исключением отдельных лиц — все уйдут с кораблей».

После приезда комиссии в Бизерту французские власти подтвердили слова Дмитриева, заявив: « Адмирал

Беренс дал честное слово, что никто из его состава ничего не сделал, а ему мы верим как честному человеку». Отношение французских морских властей к членам советской комиссии в целом казалось довольно доброжелательным Однако французы очень опасались какой-либо большевистской пропаганды со стороны прибывших из СССР, и все предполагаемые работы по подготовке кораблей к переходу в советские порты желали осуществлять лишь собственными силами (разумеется, на платной основе). С еще оставшимися в Бизерте чинами Русской эскадры советские моряки и инженеры контактов никаких не имели, да и французы старались оградить их от таковых. Более того, командующий эскадрой адмирал М.А. Беренс на все время пребывания комиссии в Бизерте (с 28 декабря 1924 г. по б января 1925 г.) покинул город, не желая компрометировать родного брата, которому предстояло возвращаться в страну, где свирепствовал чекистский террор.

Осмотр кораблей и судов показал, что большая их часть была подготовлена экипажами к долговременному хранению. В целом состояние кораблей оставляло желать мною лучшего. Е.А. Беренс писал: « Впечатление от поверхностного осмотра довольно пессимистичное. Суда в отношении их внешности все в ужасном виде, все, что можно заржаветь и быть легко попорчено — проржавело и поломано, во внутренних помещениях — в общем то же самое, что же касается корпусов и механизмов, то тут судить трудно, после такого беглого осмотра. Затем заметна разница в состоянии, в особенности мелких судов: три „Новика“ в приличном виде и даже с исправной артиллерией и аппаратами, другие же два и строившийся „Цериго“ — плохи, и их придется капитально ремонтировать. Линкор, за исключением верхних надстроек и шлюпок, видимо, хорош, артиллерия в башнях закрыта после смазки, и французы говорят, что из пушек можно стрелять хоть сейчас; в каком виде трубопроводы и вообще проводки на судах, сказать трудно, они требуют более тщательного осмотра, на который у нас нет ни людей, ни средств». На некоторых кораблях обнаружились даже экземпляры журнала «Красный флот», присылавшихся из Советской России в обмен на бизертинский «Морской сборник».

О том, что, несмотря на неприятие советской власти, большинство моряков эскадры не только не было склонно к тому, чтобы уничтожать корабли, а с определенным пониманием отнеслось к тому, что они вновь попадут в Россию, свидетельствовала записка бывшего командира эсминца «Цериго» с перечнем книг и корабельной документации, адресованная « первому красному командиру „Цериго“». Комиссия работала в Бизерте с 28 декабря 1924 г. по 6 января 1925 г.

Члены комиссии составили перечень кораблей, намечавшихся для возвращения в СССР: линкор «Генерал Алексеев», крейсер «Генерал Корнилов», 6 эсминцев типа «Новик» и 4 подводные лодки. Остальные корабли и суда, находившиеся в ветхом состоянии, решили продать на слом.

Однако идея передачи кораблей советской стороне не встретила поддержки французского Сената и общественности, усматривавших в этом факте « угрозу французским колониальным владениям от общих замыслов Советского правительства». Также против передачи эскадры выступили и многие государства (прежде всего прибалтийские и причерноморские), не желавшие усиления Красного флота. Их активно поддерживала и «владычица морей» Великобритания. Острая дискуссия по вопросу возвращения кораблей развернулась

и в Лиге Наций. Не возражали против усиления советского флота только Швеция и Италия.

Кроме того, конструктивному решению вопроса мешали и взаимные претензии СССР и Франции по возмещению долгов Российской империи и ущерба от интервенции. Решение вопроса затянулось, но первые годы советская сторона все еще надеялась усилить флот с помощью кораблей бывшей Русской эскадры. Так, в сводке сведений о составе сил Рабоче-Крестьянского Красного флота на 1 апреля 1926 г. указывалось: « …Особенно реально встает вопрос о необходимости скорейшего возвращения Бизертской эскадры, техническое состояние которой позволяет рассчитывать на возможность введения кораблей в строй, путем их ремонта, стоимость которого является значительно меньшей по сравнению со стоимостью новых кораблей» [68] . К концу 1920-х г. ситуация окончательно зашла в тупик; состояние кораблей, продолжавших стоять на якоре без экипажей, становилось все более и более плачевным. В итоге в 1930–1936 гг. оставшиеся у Франции русские корабли пошли на слом…

68

РГВА. Ф. 7. Оп. 10. Д. 106. Л. 12.

Весьма необычной оказалась судьба у орудий главного калибра флагмана эскадры — линкора «Генерал Алексеев». На нем было установлено 12 орудий калибра 305-мм, расположенных в четырех трехорудийных башнях. Эти башенные установки конструкции петербургского Металлического завода с 12-мм орудиями, изготовленными Обуховским сталелитейным заводом, являлись одними из наиболее мощных артиллерийских систем за всю историю отечественного флота. На кораблях они использовались вплоть до середины 1950-х гг., а в береговой артиллерии — до середины 1990-х (!).

В 1928 г. «Генерала Алексеева» продали на слом французской компании «Клиагин» (названной так по фамилии ее владельца, русского инженера А.П. Клягина), но следующие три года он продолжал стоять в Бизерте. В этот период линкор, набрав забортной воды, сел на грунт на своей якорной стоянке. После подъема корабль отбуксировали в бухту Себра и там разобрали на металл. Его двенадцать 305-мм и восемнадцать 130-мм орудий в 1935 г. выгрузили на берег для хранения в арсенале в бухте Сиди-Абдалла.

В 1939 г., с началом «Зимней войны» между СССР и Финляндией, фирма «Клиагин», по согласованию с французским правительством, решила продать двенадцать 305-мм орудий финнам. Первые восемь удалось достаточно быстро доставить в Финляндию, где они использовались, в частности, в составе батарей на островах Макилуото, Куйвассари и Исосаари.

Двухорудийная батарея на Исосаари (близ Хельсинки) была закончена постройкой лишь к 1960 г. Через 20 лет одну из установок разрезали на металл, вторую сохранили как музейный экспонат.

Запасные стволы и орудийные станки использовались финскими военными для восстановления артиллерийских установок на железнодорожных платформах, взорванных советскими войсками при эвакуации с полуострова Ханко в 1941 г. После заключения перемирия с СССР в 1944 г. железнодорожные орудия, возвращенные советской стороне, несли службу до 1960 г. Впоследствии одна из установок стала частью мемориального комплекса береговой обороны, организованного на форте Красная Горка в окрестностях Ленинграда. После расформирования войсковых частей, расположенных на Красной Горке, ликвидировали и экспозицию. В результате железнодорожная установка оказалась просто брошенной на произвол судьбы. Еще двум аналогичным арт-системам повезло больше — они находятся в музеях Москвы (Центральный музей Великой Отечественной Войны 1941–1945 гг. на Поклонной горе) и Санкт-Петербурга (Музей железнодорожной техники на Варшавском вокзале).