Русский характер
Шрифт:
– Чего я не могу сказать о себе, Мирослав Михайлович. Понятия не имею, между чем и чем мне предстоит выбирать.
– Даже младенец выбирает из двух зол – меньшее.
– Я не хочу из зол, – честно призналась Таня. – Не слишком вдохновляющая перспектива, согласитесь.
– От перспектив, которые перед вами откроются, у вас скоро дух захватит, – пообещал Молотов, пряча улыбку в усы.
– А они откроются?
– Раз вы находитесь здесь, рядом, то непременно. Знаете, почему вначале я усадил вас подле двери? Чтобы вам не пришлось долго искать выход, если мы чем-то друг другу не понравимся. Предосторожность
В глазах Молотова вспыхнули то ли веселые огоньки, то ли отблески пламени, пляшущего в камине. Внезапно Тане представилось, что камин – это вовсе не камин, а черная пасть каменного великана, способного проглотить обоих. Затем на глаза ей попались садовые ножницы, лежащие на каминной полке, и она приободрилась. Судя по обрезкам колючих стеблей, недавно здесь ровняли розы, а разве может приключиться с женщиной что-нибудь дурное там, где старательно подбирают букеты?
– Хотите спросить, где ваза? – усмехнулся следящий за Таней Молотов. – В спальне. Аромат роз – моя слабость. Настоящих, садовых, а не этих ваших турецко-грузинских гибридов.
– В этом мы с вами схожи, – сдержанно улыбнулась Таня. – Обожаю живые цветы.
– Мы с вами здесь не для того, чтобы болтать о цветочках-лютиках, – насупился Молотов. – Давайте без этих женских штучек. У вас чуть что, так сразу уси-пуси.
– Но вы сами…
– Ей про Фому, она про Ерему. Кто сказал, что обожает живые цветы? Может быть, я?
Таня поняла, что находиться в подчинении у этого забывчивого и вздорного старика будет трудновато. Да, но зато как интересно! Еще никогда Таня не ощущала себя участницей настоящего приключения. От бликов пламени и причудливой пляски теней на стенах атмосфера в комнате была таинственной и уютной одновременно.
Наблюдая, как возникают и рушатся хрупкие замки из раскаленных углей, Таня решила, что они подобны всем ее прежним мечтам и планам. А вот от мощной фигуры Молотова веяло надежностью и основательностью. Такой человек не подведет, не обманет, не предаст. Во всяком случае, в это хотелось верить. Почему бы и нет, если больше все равно верить не во что?
6
Прежде чем заговорить, Молотов подбросил в огонь поленья, пошевелил их кочергой, устроился в кресле поудобней, а потом уж посмотрел на Таню. Глаза у него были желтые, хищные, а расширенные зрачки – как пара пистолетных стволов, направленных собеседнику в лицо. Усы уже не щетинились, но стояли косо, придавая лицу брюзгливое выражение. Кожу на лице Молотова как будто навеки опалил жар огня, но Таня догадывалась, что генеральское звание дали ему не только за то, что он сидел у камина с горелыми шашлыками на шампуре.
– Ну что, здорово вам досталось от судьбы-индейки? – хрипло спросил он.
– Терпимо, Мирослав Михайлович, – ответила Таня чуть слышно.
– Не возражаете, если я закурю?
– Вы курите?
– Почему вы удивились? – осведомился Молотов, снимая с каминной полки коробку из-под гаванских сигар.
– Усы совсем не желтые, – тихо сказала Таня, – и зубы тоже.
– Во всем нужна умеренность. Моя норма – одна трубка в день.
– Трубка? Я только в кино видела, как ее курят.
– Скоро вся ваша жизнь превратится в приключенческое кино, – пообещал Молотов, после чего принялся комментировать
Таня косо взглянула на спички и опустила глаза. Она понимала, чего ждет от нее генерал, однако не могла заставить себя дать прикурить мужчине. Это было свыше ее сил. Даже ради того, чтобы вся дальнейшая жизнь превратилась в приключенческий фильм. Уж лучше пусть будет черно-белый документальный фильм о буднях одинокого аудитора.
Молотов нетерпеливо кашлянул. Таня сидела как изваяние. Беспросветная тоска подкатила к ее горлу. Сейчас генерал равнодушно отвернется и скажет, что не нуждается в услугах Тани. А между тем мысль о том, что ей придется вернуться домой несолоно хлебавши, вызвала в ней внутренний взрыв отчаяния. Зажечь, что ли, эту чертову спичку? Нет, ни за что, сказала она себе.
Не дождавшись знака внимания от Тани, Молотов взял спички сам, прикурил и засопел, пуская клубы душистого дыма. Он давал этим понять, что говорить больше не о чем.
– Наверное, я напрасно отняла у вас время, – произнесла Таня.
Молчание.
– Извините.
Молчание.
– Всего хорошего, Мирослав Михайлович, – сказала Таня, вставая, а сама подумала: «Проклятая гордость. Она не позволяет мне даже попросить отвезти меня обратно».
Настроение было таким, что хоть Золушку изображай на сцене детского театра. Золушку, так и не попавшую на обещанный феей бал.
– До свиданья, Мирослав Михайлович, – промямлила Таня. – Мне пора.
– Сядьте-ка, – вдруг повелительно сказал Молотов. – Никуда вам не пора, потому что спешить вам абсолютно некуда. Да садитесь же, гордячка!
Таня изменилась в лице и подчинилась.
Молотов вкрадчиво поинтересовался:
– Вы чем-то недовольны?
– Нет, все нормально, – ответила Таня. – Кроме того, что если меня пригласили для того, чтобы давать прикуривать мужчинам, то моя кандидатура не подходит.
– Это так трудно? – осведомился Молотов, попыхивая трубкой.
– Чересчур просто. Чиркаешь спичкой, и вот ты уже не просто подчиненная сотрудница, а подневольная рабыня. Служебная собака охотно приносит хозяину трубку или тапочки, но я не умею. – Таня смотрела на Молотова сквозь влажную пелену, глаза ее наполнялись слезами. – И дрессировать меня бесполезно.
– Правильно! Так и надо! – вскричал Молотов, потрясая трубкой. – Никогда не лебезите перед начальством, никогда, ни при каких обстоятельствах! Уважать тех, кто сильнее вас, и заискивать перед ними – разные вещи. Я просто испытывал вас, и этот экзамен вы выдержали на «отлично». – Выбив трубку, Молотов принялся чистить ее маленьким ершиком. – А теперь расскажите мне, отсталому ретрограду, что за штука такая – аудит, и с чем ее… – Он яростно продул мундштук, окутавшись облаком пепла. – И с чем ее едят.