Русский камикадзе
Шрифт:
В руке противника сверкнуло широкое недлинное лезвие.
Это знакомо и не в первой. И хоть майор безоружен, но страха, как тогда в юности — нет в помине.
Схватка длилась несколько секунд.
Они находились на разных ступенях, да вряд ли гладколицый выжимал из преимущества пользу.
Руки на подвижных торсах плели стремительные кружева с мелькающим то тут, то там ножом. Вооруженное специальным клинком предплечье пожилого мужика постоянно натыкалось на преграду — предплечье молодого соперника.
И вот прошел один удар майора меж запоздавших
Все. Развернувшись, тот отступил — побежал наверх по ступеням.
Обескураженный быстрой победой, Белозеров перепрыгивал через две ступеньки…
И в тот момент, когда мужчина достиг площадки второго этажа, вниз с угрожающим присвистом полетело его оружие — обоюдоострый, короткий нож.
Павел остановился, прижался к перилам, и лезвие, пройдя впритирку над плечом, гулко ударило в одну из деревянных панелей, «украшавших» ЦУМ со времен социализма…
— Позвольте пройти. Вы за говядиной последняя? Нет?.. Ах, вы за свининой!.. Тогда разрешите мне поближе к говядинке… — нахально пер вперед мужчина лет пятидесяти пяти.
Он тяжело дышал, поспешно стягивал с себя ветровку, осторожно оглядывался и продолжал протискиваться сквозь толпу, бурлящую вдоль длинного мраморного прилавка. На прилавке поверх полотняных лоскутов лежали куски мяса. Гулкий стук топоров по стянутым железными обручами пенькам утихал — рубщики расходились по домам; а торговки уступали, отдавая нарубленное мясо дешевле утренней и дневной цены, чтоб назавтра осталось поменьше заветренных краешков, ребер и грудинки — извечных причин для споров с привередливыми покупателями. Вот и волновался терпеливый прижимистый народ после четырех часов в бойком мясном ряду, дабы сэкономить десятку-другую…
— Ну, гляньте на этот, гражданочка. Возьмете? Отдам по сто двадцать. Смотрите, какой кусочек хороший! — уговаривала дородная продавщица в бело-розовом фартуке.
Гражданочка придирчиво изучала, думала, морщилась… Но не уходила.
— А по сто десять возьмете?..
Та опять медлила с ответом.
С ней-то рядом и прилепился к прилавку пожилой мужчина, с висевшей на руке светлой ветровкой. Видел он, должно быть, плохо — согнувшись, стал разглядывать каждый оплывавший от жары шматок и поджидал своей очереди.
— Ладно, по сто будете брать? — утеряв терпение, назвала последнюю цену торговка.
— Вешайте, — вздохнула нерешительная покупательница.
Кусок брякнул костяным кругляшом о чашку весов, тут же в ответ звякнула гиря…
— На сто девяносто.
— Спасибо, — получив завязанный целлофановый пакет и сдачу, сказала женщина.
— Ну, что мужчина, выбрали?
Тот осторожно распрямился, что-то промямлил и, взглянув на торговку, резко дернулся, точно напугавшись ее окровавленного фартука…
— Вот замечательное мясцо, сегодняшнее, — потыкав пальцем по оставшейся расчлененке, заявила она. — Что вы так на меня смотрите? Вы на прилавок смотрите!..
Но тот не внял совету и еще секунд пять пялился на въевшиеся
Огромный рынок под высокой застекленной крышей огласился протяжным женским воплем, который не стихал до тех пор, пока труп мужчины с вогнанным по самую рукоятку под левую лопатку ножом сам собой не сполз на пол — к ногам расступившейся толпы, утащив за собой и добрую половину нераспроданного торговкой товара…
Глава 9
/25–26 июля/
Палермо не имел ни малейшего понятия об агентурных повадках, о шпионских уловках. Он считал себя обычным бойцом. Пусть не рядовым, пусть отменно подготовленным к ведению войны и выживанию в самых экстремальных условиях; но бойцом, а не секретным агентом. Да и применять свои знания, помноженные на опыт, среди жилых кварталов мирных городов никогда не доводилось. Там, на заросшем дубовым подлеском и кустами кизила предгорье или среди голых скал — сколько и как угодно. А здесь…
Выдернув нож из деревянной панели, и влетев на второй этаж ЦУМа, он потерял изворотливого для своих лет мужика. Помогло кипевшее желание поквитаться с убийцей друзей — спустившись вниз, в самую толчею, бродил, внимательно вглядываясь в каждого мужчину минут двадцать, пока не узрел скользкого гладкорожего ублюдка в мясных рядах. Ну, а дальше, в клокочущей людской массе выбрать момент и исполнить замысел, было не сложно.
Позже он дал для верности пару замысловатых кругов по городу, ибо не ведал: в одиночку ли работал убитый им профессионал или под прикрытием помощников. Посидел часок в немноголюдном зале кафе, внимательно изучая каждого входящего посетителя. Завершив же сии необычные для себя мероприятия, поймал такси и отправился загород — к дому отца и дочери Филатовых.
— А Ирина, знаешь ли, еще не вернулась из редакции, — поздоровавшись с Павлом, предупредил отец девушки, вышедший по зову одного из охранников встречать визитера. — Будешь ждать?
— Да я, собственно, к вам, Леонид Робертович, — пояснил майор.
Тот посторонился, пропуская позднего гостя и, поинтересовался с недоумением:
— Неужто, так скоро добыл результаты?
— Не совсем то, на что вы рассчитывали. Видите ли, дать показания Зубко с Клавиным все равно бы не успели — Зубко, как вы, наверное, уже знаете, погиб от взрыва автомобиля, а Клавина убили чуть более двух часов назад.
— Вот оно что, — покачал головой прокурор, проходя с Белозеровым в просторный холл. — Жаль. Очень жаль…
— Я принес ваш диктофон. На пленке записи моих разговоров с моими… покойными приятелями. Возможно, пригодятся.
Спецназовец положил на стол миниатюрное записывающее устройство, достал сигареты, закурил…
Леонид Робертович нажимал на диктофоне какие-то кнопки — искал начало записи. Найдя, внимательно прослушал оба разговора.
— Ну что ж, и на этом спасибо, Павел, — снова вздохнул он и так же потянулся к трубке.