Русский капкан
Шрифт:
25 апреля около трех сот рядовых перешли на сторону Красной армии. Трофеи были скромные: два пулемета системы «Максим», не считая винтовок. Красных командиров радовал моральный дух солдат 3-го Северорусского полка: они давно были настроены против интервентов и их прислужников.
Пленные высказали коллективную просьбу: батальон не расформировывать, а в полном составе включить в стрелковый полк и наступать в едином порыве.
Два дня спустя пулеметная рота Шенкурского батальона последовала примеру Второго батальона 3-го Северорусского полка. Солдаты-пулеметчики
Некоторые солдаты разбрелись по своим деревням – все они были уроженцы Архангельской губернии. 150 человек вступили в Красную армию.
Не отстали от них и солдаты Первой роты 8-го Северорусского полка (полк дислоцировался в Пинеге). Солдаты отказались грузиться на баржу для отправки вверх по реке – в район боевых действий.
Об этом инциденте в архиве «Русской военной эмиграции» сохранилась телефонограмма от 14 марта 1919 года.
В ней содержался рапорт командира полка:
«Два офицера убиты. К сожалению, я вынужден был 15 человек расстрелять. Бунт подавлен. 2-я рота разоружена. Все остальные роты в строю».
Гарнизон Топсы как опора местного правительства в этом отдаленном районе губернии был разгромлен своими же солдатами.
В архиве сохранился рапорт генералу Миллеру. Из рапорта можно было заключить, что отчаянно действовали, наводя порядок, только офицеры – британцы и русские, они же и понесли ощутимые потери.
«Преднамеренный мятеж, – говорилось в этом документе, – случился в 2 часа ночи. Убиты 4 британца и 4 русских офицера. 2 британца и 2 русских офицера ранены. 200 человек сбежали к большевикам.
Мятеж подавлен огнем речной флотилии. 11 человек расстреляны, остальные заключены в тюрьму.
Батальон разоружен, реорганизован в рабочий батальон, как и 2-й батальон Британско-славянского легиона».
О бежавших к большевикам приведена общая цифра. По всей вероятности, бежавших было значительно больше. Британо-славянский легион – это, пожалуй, единственная часть экспедиционного корпуса, состоявшая из отловленных молодых северян, которых насильно заставили служить интервентам. Солдаты носили форму британских войск, ими командовали британские и русские офицеры. За незначительные проступки солдат наказывали палками и в карцере лишали пищи.
Отловленные молодые северяне в равной степени ненавидели офицеров – британцев и русских, и при первой же возможности убегали в тайгу. Благо тайга была рядом.
46
Командование Северного фронта через парламентера обратилось к командованию Антанты с предложением:
«В связи с тем, что находящиеся у нас в плену ваши солдаты голодают, а продовольственные запасы рассчитаны только на действующую Красную Армию, руководствуясь гуманными соображениями, предлагаем вашему командованию передавать пленным продукты питания из расчета: один пленный – одна порция. В дальнейшем количество пленных будет возрастать, значит, и число порций увеличится. О наличии пленных сообщим через парламентера».
Парламентер, племянник британского дипломата Джорджа Тили, был отправлен через линию фронта неделю спустя после его пленения. В плену он питался, как и все остальные пленные американцы и англичане. Через конвоиров он передал протест, отказался от ячменного супа, которым кормили пленных. Потребовал коменданта лагеря.
В лагерь комендант прибыл с переводчиком. Из слов переводчика комендант, матрос-балтиец, понял, что пленный англичанин не простой, а знатный аристократ. В британской армии, оказывается, служили и дети так называемых «пэров». И обращались они друг к другу по-своему, как в русской армии до недавнего времени – «Ваше благородие» или «Ваше превосходительство».
Комендант прежде чем отправиться к пленному британцу, отказавшемуся есть ячменный суп, побывал у Ветошкина, спросил:
– Товарищ начальник штаба, чем будем кормить британцев?
– Чем кормят всех пленных, – ответил Ветошкин. – А в чем дело?
– В бою под Плесецкой перешел на нашу сторону сержант британской армии некий Тили. Он жалуется, что его плохо кормят. Ему не подходит ячменный суп.
– Принесите. Врач снимет пробу.
– Не могу принести. Конвоир от его порции не отказался.
– Ну и как?
– Съел за милую душу.
– Вчера и нам с командармом на завтрак подавали ячменную кашу. По нынешним временам нормальный продукт. Объясните этому сержанту.
– Нас он не поймет. Он, по словам переводчика, аристократ. Грамотный больно.
– Вот и хорошо. Мы его пошлем к генералу Айронсайду парламентером. Наши товарищи подготовят обращение. Это непорядок, что британские аристократы голодают. Как сообщают лазутчики, в Архангельске забиты склады с продовольствием. Пусть поделятся. Мы будем подходить к городу, они же все добро сбросят в реку.
Сержант согласился быть парламентером. Пообещал вернуться в штаб Шестой Красной армии с ответом командующего экспедиционными войсками.
Парламентеру указали окно для перехода линии фронта, назначили день и час прибытия. Его ждали несколько суток, но он так не вернулся, и ответа не последовало.
Согласно воспоминаниям ветеранов борьбы за Советский Север, на положительный ответ мало кто надеялся.
Командарм, приняв к сведению сообщение начальника штаба, без доверия отнесся к затее с обращением к интервентам. Только сказал:
– Вряд ли помогут…
Начальника штаба упрекали:
– Нашли к кому обращаться за помощью…
Грустная история, но она имела место как попытка лишний раз убедиться, что в Россию приходили разорять и грабить, но никак не делиться даже сухарем со своими попавшими в плен сослуживцами.
После каждого боя количество пленных увеличивалось. Солдаты Белой армии, добровольно сдавшиеся в плен, стремились быстрее попасть домой. Многие из них были жителями приморских городов и селений Архангельской губернии, потомственные рыбаки и охотники.