Русский капкан
Шрифт:
Неделю спустя после начала оккупации Мурманского края и захвата Кольского полуострова до самой Кандалакши в Лондоне вышли газеты с сообщениями: «При нынешних темпах наступления союзных войск большевицкий Петроград в течение месяца капитулирует».
Оккупация Русского Севера намечалась как легкая увеселительная прогулка. Часть войск, высадившихся из крейсера «Олимпия», присоединилась к англичанам и французам, чтобы вместе с ними войти в Петроград.
В этом городе противники Советов уже намечали парад победителей, в зарубежной печати даже называлась дата: 25 октября – ровно год спустя после Октябрьской революции.
Но уже от станции
Уже к июлю Мурманская железная дорога была в руках союзных войск. «Олимпия» высадила десант в устье реки Онега. По распоряжению генерал-майора Пула власть в лице местного совета перешла в руки городской думы. Капитан Самойло получил приказ изъять документы местного совета.
– Обязательно потребуйте карту лесных угодий, – напомнил генерал.
Капитану догадаться было не трудно. Крейсер еще не покинул берега Америки, а в офицерских каютах только и разговоров о корабельных лесах Прионежья. О корабельной сосне Русского Севера в Соединенных Штатах уже ходили легенды. Корабельным лесом торговал русский царь Петр Алексеевич, но прежде он построил корабли, военные и торговые, чтоб было чем защищать свои несметные богатства и какие богатства вывозить в Европу для пополнения государственной казны.
В присутствии офицеров прапорщик Насонов имел неосторожность сказать:
– Россия не разрешит себя грабить.
– А кто ее будет спрашивать? – был ответ.
– Вы – американцы.
– А вы кто – не американец?
– Я – русский офицер, – вспылил Насонов. – И Россия – мое Отечество…
Неизвестно, чем бы закончилась перепалка, но в разговор вмешался майор Этертон, командир батальона 310-го инженерного полка:
– На вас, юноша, погоны лейтенанта пехоты армии США. Вот и отстаивайте честь своего мундира, в противном случае вам грозит военно-полевой суд. Я вам по-дружески советую. Вы подписали обязательство – клятву на верность нашему президенту. Вас президент авансировал, обмундировал и обеспечил питанием на все время экспедиции.
Это было серьезное предупреждение. Капитан Самойло, выслушав, как и Насонов, майора Этертона, перевел разговор на шутку:
– Лейтенант вам напомнил, что он русский. Мы, как обязались, будем выполнять приказы командования, как выполняли в России.
– Кто у вас командир? – вдруг поинтересовался майор.
Капитан назвал фамилию своего высокого начальника, которая американцу ни о чем не говорила. Он четко произнес, чтоб американец запомнил:
– Его высокое превосходительство генерал-лейтенант Миллер.
– Немец?
– Русский.
– Странная Россия.
– И Америка со странностями. В Америке даже язык английский.
Для русских офицеров, пребывавших в зарубежной командировке, приказы исходили от директора внешней военной разведки генерала Миллера. С февраля семнадцатого года русского Генштаба как такового уже не существовало, но генералы и офицеры, занимавшие соответствующие должности в ликвидированном Генштабе, выполняли свои обязанности. В данном случае генерал Миллер по-прежнему руководил всеми военными агентами за границей. В состав своей агентуры он включил и офицеров, находившихся на лечении в Соединенных Штатах.
Под крышей Красного Креста обучались агенты – кадры генерала Миллера. Правительством Соединенных Штатов такое обучение поощрялось, и Сенат (чтоб освободить президента от мелочной опеки) финансировал подготовку. Военное министерство обученных агентов намеревалось использовать в особых операциях, даже не ставя в известность правительства тех стран, подданными которых они являются.
Россия готовилась к войне против России.
9
Уже в Мурманске, буквально на следующий день, когда крейсер «Олимпия» стоял у причала, вахтенный офицер распорядился лейтенанту Насонову сойти на берег. На берегу его встретил невысокого роста капитан-лейтенант, четко назвал себя:
– Руденко, дежурный по военной комендатуре Мурманского гарнизона.
– Прапорщик Насонов, – ответил прибывший офицер.
Для Георгия это был первый русский, которого он встретил на земле родного Севера, назвался не лейтенантом, как был записан в строевую ведомость экспедиционного корпуса, а как был на учете в русской армии, до выезда на лечение.
На корабль Насонов вернулся не скоро. До этого побывал в комендатуре. Сама комендатура размещалась на крутом склоне сопки, рядом с казармой комендантской роты.
Отсюда, с возвышенности, хорошо просматривались гранитные берега Кольского залива. Среди скопления деревянных строений, где складировались всевозможные грузы (капитан-лейтенант назвал их «заморскими»), выделялось несколько каменных одноэтажных зданий.
– Самое длинное, что из красного кирпича, – это наша таможня. – Руденко охотно просвещал русского прапорщика, на котором была форма лейтенанта американской армии.
Моряк, не оглядываясь, шагал впереди на две ступеньки вперед. Насонов едва за ним поспевал, старался не отставать. Нога после ранения снова отозвалась острой саднящей болью. Пожалел, что на берегу оставил крепкую бамбуковую трость. Сейчас бы она как пригодилась! Начальству, оказывается, виднее, как смотрится офицер в строю. Намечался приезд представителя президента. Он должен был произнести напутственное слово к волонтерам экспедиции «Полярный медведь», и увидел бы он офицера с тростью в руке – кого посылают воевать? Что это за армия? А где молодые, сильные и здоровые? Не хотят служить? Занимаются бизнесом? Такое может быть только в стране, где господствует коррупция, и руководители насилуют страну для личного обогащения.
Две недели на корабле, без физической нагрузки, сказались уже в первые минуты ходьбы. Сердце учащенно стучало, нарушился ритм дыхания, а ведь еще подниматься и подниматься на гору – сопка высокая. На ней в ослепительно ярких лучах весеннего солнца стояли приземистые каменные здания. Угадывался военный городок.
– Вы часто совершаете эти…восхождения?
– Каждый день. Моя служба в таможне.
Внизу, у самого пирса, виднелась деревянная церковь, небольшая, как часовня. Она почти не выделялась от других таких же деревянных строений.