Русский литературный анекдот конца XVIII — начала XIX века
Шрифт:
«Мы с тобой квиты, — отвечал шут, — ибо ты утешал мой слух приятными звуками; а я твой — приятными же обещаниями». [77, с. 104.]
Контр-адмирал Вильбоа, эскадр-майор его величества Петра Первого, спросил однажды Д'Акосту:
— Ты, шут, человек на море бывалой. А знаешь ли, какое судно безопаснейшее?
— То, — отвечал шут, — которое стоит в гавани и назначено на сломку. [77, с. 111.]
Д'Акоста, человек весьма начитанный, очень любил книги.
— Ах, друг мой, как желала бы я сама сделаться книгою, чтоб быть предметом твоей страсти!
— В таком случае я хотел бы иметь тебя календарем, который можно менять ежегодно, — отвечал шут. [77, с. 114.]
Имея с кем-то тяжбу, Д'Акоста часто прихаживал в одну из коллегий, где наконец судья сказал ему однажды:
— Из твоего дела я, признаться, не вижу хорошего для тебя конца.
— Так вот вам, сударь, хорошие очки, — отвечал шут, вынув из кармана и подав судье пару червонцев. [77, с. 116.]
Другой судья, узнав об этом и желая себе того же, спросил однажды Д'Акосту:
— Не снабдите ли вы и меня очками?
Но как он был весьма курнос и дело Д'Акосты было не у него, то шут сказал ему:
— Прежде попросите, сударь, чтоб кто-нибудь ссудил вас порядочным носом. [77, с. 116.]
Сказывают, что гоф-хирург Лесток имел привычку часто повторять поговорку «благодаря Бога и вас». Д'Акоста, ненавидевший Лестока за его шашни с женой и дочерьми его, Д'Акосты, однажды, в большой компании, на вопрос Лестока:
— Сколько у такого-то господина детей?
Отвечал ему громко:
— Пятеро, благодаря Бога и вас. [77, с. 117.]
Князь Меншиков, рассердясь за что-то на Д'Акосту, крикнул:
— Я тебя до смерти прибью, негодный! Испуганный шут со всех ног бросился бежать и, прибежав к государю, жаловался на князя.
— Ежели он тебя доподлинно убьет, — улыбаясь говорил государь, — то я велю его повесить.
— Я того не хочу, — возразил шут, — но желаю, чтоб Ваше Царское Величество повелели его повесить прежде, пока я жив. [77, с. 120.]
Жена Д'Акосты была очень малого роста, и когда шута спрашивали, зачем он, будучи человек разумный, взял за себя почти карлицу, то он отвечал:
— Признав нужным жениться, я заблагорассудил выбрать из зол, по крайней мере, меньшее. [77, с. 121.]
Несмотря на свой малый рост, женщина эта была сварливого характера и весьма зла. Однако Д'Акоста прожил с нею более двадцати пяти лет. Приятели его, когда исполнился этот срок, просили его праздновать серебряную свадьбу.
— Подождите, братцы, еще пять лет, — отвечал Д'Акоста, — тогда будем праздновать тридцатилетнюю войну. [77, с. 121.]
В царствование Петра посетил какой-то чужестранец новопостроенный Петербург. Государь принял его ласково, и, вследствие того, все вельможи взапуски приглашали к себе заезжего гостя, кто на обед, кто на ассамблею.
Чужестранец этот, между прочим, рассказывал, что он беспрестанно ездит по чужим землям и только изредка заглядывает в свою.
— Для чего же ведете вы такую странническую жизнь? — спрашивали его другие.
— И буду вести ее, буду странствовать до тех пор, пока найду такую землю, где власть находится в руках честных людей и заслуги вознаграждаются.
— Ну, батюшка, — возразил Д'Акоста, случившийся тут же, — в таком случае вам наверное придется умереть в дороге. [77, с. 121–122].
Д'Акоста, несмотря на свою скупость, был много должен и, лежа на смертном одре, сказал духовнику:
— Прошу Бога продлить мою жизнь хоть на то время, пока выплачу долги.
Духовник, принимая это за правду, отвечал:
— Желание зело похвальное. Надейся, что Господь его услышит и авось либо исполнит.
— Ежели б Господь и впрямь явил такую милость, — шепнул Д'Акоста одному из находившихся тут же своих друзей, — то я бы никогда не умер. [77, с. 124–125.]
Антонио Педрилло
Однажды Педрилло был поколочен кадетами Сухопутного Шляхетного корпуса. Явившись с жалобою к директору этого корпуса барону Люберасу, Педрилло сказал ему:
— Ваше Превосходительство! Меня обидели бездельники из этого дома, а ты, говорят, у них главный. Защити же и помилуй! [77, с. 138.]
Педрилло дал пощечину одному истопнику, и за это был приговорен к штрафу в три целковых.
Бросив на стол вместо трех шесть целковых, Педрилло дал истопнику еще пощечину и сказал:
— Ну, теперь мы совсем квиты. [77, с. 139.]
Жена Педрилло была нездорова. Ее лечил доктор, спросивший как-то Педрилло:
— Ну что, легче ли жене? Что она сегодня ела?
— Говядину, — отвечал Педрилло.
— С аппетитом? — любопытствовал доктор.
— Нет, с хреном, — простодушно изъяснил шут. [77, с. 140.]
Василий Кириллович Тредиаковский, известный пиит и профессор элоквенции, споря однажды о каком-то ученом предмете, был недоволен возражениями Педрилло и насмешливо спросил его:
— Да знаешь ли, шут, что такое, например, знак вопросительный?
Педрилло, окинув быстрым, выразительным взглядом малорослого и сутуловатого Тредиаковского, отвечал без запинки:
— Знак вопросительный — это маленькая горбатая фигурка, делающая нередко весьма глупые вопросы. [77, с. 140–141.]