Русский литературный анекдот XVIII - начала XIX веков
Шрифт:
Князь Долгорукий принадлежал к аристократическим повесам в дурном роде, которые уж редко встречаются в наше время. Он делал всякие проказы в Петербурге, проказы в Москве, проказы в Париже.
На это тратилась его жизнь. Это был Измайлов на маленьком размере, князь Е. Грузинский без притона беглых в Лыскове, то есть избалованный, дерзкий, отвратительный забавник, барин и шут вместе. Когда его проделки перешли все границы, ему велели отправиться на житье в Пермь.
...Милые шутки навлекли на него гонение пермских друзей, и начальство решилось сорокалетнего шалуна отослать в Верхотурье. Он дал накануне отъезда богатый обед, и чиновники, несмотря на разлад, все-таки приехали: Долгорукий обещал их накормить каким-то неслыханным пирогом.
Пирог был действительно превосходен и исчезал с невероятной быстротой. Когда остались одни корки, Долгорукий патетически обратился
– Не будет же сказано, что я, расставаясь с вами, что-нибудь пожалел. Я велел вчера убить моего Гарди для пирога.
Чиновники с ужасом взглянули друг на друга и искали глазами знакомую всем датскую собаку: ее не было. Князь догадался и велел слуге принести бренные останки Гарди, его шкуру; внутренность была в пермских желудках. Полгорода занемогло от ужаса. [33, с. 241-242.]
Долгорукий, довольный тем, что ловко подшутил над приятелями, ехал торжественно в Верхотурье.
Стр. 178
Третья повозка везла целый курятник - курятник, едущий на почтовых! По дороге он увез с нескольких станций приходные книги, перемешал их, поправил в них цифры и чуть не свел с ума почтовое ведомство, которое и с книгами не всегда ловко сводило концы с концами. [33, с. 242.]
Вятский губернатор Середа, несмотря на свою чрезвычайную вспыльчивость, оставил по себе в губернии хорошую память. Раз он посетил город Орел. Обыватели орловские, при всей своей хорошей материальной обстановке, отличались крайнею неразвитостью. Городской голова, пригласив губернатора к себе на чай, осведомился у его камердинера, что особенно любит его превосходительство? Повеса - молодой камердинер отвечал в шутку: "Очень любит с сальных свечей нагар снимать". Голова буквально поверил этой шутке и, чтобы доставить удовольствие почетному посетителю, поставил в гостиной на стол перед диваном в четырех серебряных шандалах сальные свечи и тут же на серебряном лоточке такие же щипцы. Гость был усажен на диване, а по обе его стороны уселись хозяин и хозяйка. Подавали чай, десерт, вина: губернатор беседовал и время от времени, когда нагорало на свечах, совершал операцию снимания нагара. Каждый раз, когда он это делал, хозяин переглядывался с хозяйкой, мысленно одобряя себя за предусмотрительность. Наконец Середе наскучила беседа и снимание со свечей. Он встает, прощается с хозяевами и уходит. Хозяйка с поклонами провожает его в прихожую, а хозяин, поспешно поставив все шандалы со щипцами на серебряный поднос, бежит вслед с предложением:
– Ваше Превосходительство, на дорогу!
– Вы с ума, что ли, сошли?!
– грозно обратился губернатор к голове.
Общее изумление и картина. [87, с. 183.]
Священник во время обедни, на эктении, ошибся и вместо того, чтобы помолиться "о здравии" княгини Кочубей, он помянул ее "за упокой". Она, разумеется, как всегда, находилась в церкви, и можно себе представить, какое неприятное впечатление эта ошибка произвела на женщину уже старую и необыкновенно
Стр. 179
чванную. Что же касается Строганова, то он просто рассвирепел. Едва обедня кончилась, он вбежал в алтарь и бросился на священника; этот обмер от страха и выбежал в боковую дверь вон из церкви; Строганов схватил стоявшую в углу трость священника и бросился его догонять. Никогда мне не забыть, как священник, подбирая рукой полы своей добротной шелковой рясы, отчаянно перескакивал клумбы и. плетни, а за ним Строганов в генеральном мундире гнался, потрясая тростью и приговаривая: "Не уйдешь, такой-сякой, не уйдешь". [124, с. 483.]
Князь Сергей Голицын, известный под именем Фирс, играл замечательную роль в тогдашней петербургской молодежи. Роста и сложения атлетического, веселости неистощимой, куплетист, певец, рассказчик, балагур,- куда он только ни являлся, начинался смех, и он становился душою общества, причем постоянное дергание его лица придавало его физиономии особый комизм. Про свое прозвище Фирсом он рассказывал следующий анекдот. В Петербурге жило в старые годы богатое и уважаемое семейство графа Чернышева. Единственный сын служил в гвардии, как весь цвет тогдашней петербургской молодежи, но имел впоследствии несчастие увлечься в заговор 14 декабря и был сослан в Сибирь. В то время, о котором говорится, он был еще в числе самых завидных женихов, а сестры его, молодые девушки, пленяли всех красотою, умом, любезностью и некоторою оригинальностью. Дом славился аристократическим радушием и гостеприимством. Голицына принимали там с большим удовольствием - как и везде, впрочем,- и только он являлся, начинались шутки и оживление.
– Ну-с, однажды, вообразите,- рассказывал он впоследствии,- mon cher,причем ударял всегда на слове топ,- приезжаю я однажды к Чернышевым. Вхожу. Графинюшки бегут ко мне навстречу: "Здравствуйте, Фирс! Как здоровье ваше, Фирс! Что это вы, Фирс, так давно не были у нас? Где это вы, Фирс, пропадали?" Чего? А?.. Как вам покажется, топ cher,- и лицо его дергало к правому плечу.- Я до смерти перепугался. "Помилуйте,- говорю,- что это за прозвание?.. К чему? Оно мне останется. Вы меня шутом делаете. Я офицер, молодой человек, хочу карье
Стр. 180
ру сделать, хочу жениться и - вдруг Фирс". А барышни смеются: "Все это правда, да вы не виноваты, что вы Фирс".- "Не хочу я быть Фирсом. Я пойду жаловаться графине".- "Ступайте к маменьке, и она вам скажет, что вы Фирс"."Чего?.." Что бишь я говорил... Да! Ну, mon cher, иду к графине. "Не погубите молодого человека... Вот как дело".- "Знаю,- говорит она,- дочери мне говорили, но они правы. Вы действительно Фирс". Фу-ты, Боже мой! Нечего делать, иду к графу. Он мужчина, человек опытный. "Ваше Сиятельство, извините, что я позволяю себе вас беспокоить. На меня навязывают кличку, которая может расстроить мое положение на службе и в свете".- "Слышал,отвечает мне серьезно граф.- Это обстоятельство весьма неприятно - я об нем много думал. Ну что же тут прикажете делать, любезный князь! Вы сами в том виноваты, что вы действительно Фирс". А! каково, mon cher? Я опять бегу к графиюошкам. "Да, ради Бога, растолкуйте наконец, что же это все значит?.." А они смеются и приносят книгу, о которой я никогда и не слыхивал: "Толкователь имен". "Читайте сами, что обозначает имя Фирс". Читаю... Фирс человек рассеянный и в беспорядок приводящий. Меня как громом всего обдало. Покаялся. Действительно, я Фирс. Есть Голицын рябчик, других Голицыных называют куликами. Я буду Голицын Фирс. Так прозвание и осталось. Только, mon cher, вот что скверно. Делал я турецкую кампанию (он служил сперва в гвардейской конной артиллерии, а потом адъютантом), вел себя хорошо, получал кресты, а смотрю - что бишь я говорил?
– да, на службе мне не везет. Всем чины, всем повышения, всем места, а меня все мимо, все мимо. А? Приятно, mon cher? Жду-жду... все ничего. Одно попрошу - откажут. Другое попрошу откажут. Граф Бенкендорф был, однако, со мною всегда любезен. Я решился с ним объясниться. Как-то на бале вышел случай. "Смею спросить, Ваше Сиятельство, отчего такая опала?.." На этот раз граф отвечал мне сухо французскою пословицею: "Как постель постелешь, так и спать ложись".- "Какая постель - не понимаю..." - "Нет, извините, очень хорошо понимаете". Затем граф нагнулся к моему уху и сказал строго: "Зачем вы Фирс?" А! Чего, mon cher? Зачем я Фирс? "Ваше Сиятельство, да это шутка... Книга... Толкователь".- "Вы в книгу и взгляните... в календарь..." и повер
Стр. 181
нулся ко мне спиной. Какой календарь, mon cher?.. Я бегом домой. Человек встречает. "Ваше Сиятельство, письмо!" - "Подай календарь".- "Гости были..." - "Календарь!.." - "Завтра вы дежурный".- "Календарь, календарь, говорят тебе, календарь!" Подали календарь. Я начинаю искать имя Фирса. Смотрю - январь, февраль, март, апрель, май, июнь, июль, август, сентябрь, октябрь, ноябрь. Нет... Декабрь, 1 - нет, 5 - нет, 10 - нет, 12, 13, 14 книга повалилась на пол. 14 декабря празднуется Фирс. Mon cher, пропал человек. Жениться-то я женился, а служить более не посмел: вышел в отставку. [124, с. 565-567.]
На месте казни (декабристов), одетый в кафтан каторжного и притом в красных гусарских рейтузах, (М. А.) Лунин, заметив графа А. И. Чернышева, закричал ему: "Да вы подойдите поближе порадоваться зрелищу!" [41, с. 59.]
Когда всех осужденных отправили в Читу, Лунина заперли в Шлиссельбурге, в каземате, где он оставался до конца 1829 года. Комендант, взойдя раз в его каземат, который был так сыр, что вода капала со свода, изъявил Лунину свое сожаление и сказал, что он готов сделать все, что не противно его обязанности, для облегчения его судьбы. Лунин отвечал ему: "Я ничего не желаю, генерал, кроме зонтика". [41, с. 59.]
Когда он прибыл в Читу (в 1830), он был болен от шлиссельбургской жизни и растерял почти все зубы от скорбута, Встретясь со своими товарищами в Чите, он им говорил: "Вот, дети мои, у меня остался только один зуб против правительства". [41, с. 59.]
По окончании каторжной работы он был поселен в Урике (Иркутской губернии); там он завел себе небольшую библиотеку, занимался и, несмотря на то что денег было у него немного, помогал товарищам и новым приезжим, которыми прошлое царствование населяло Сибирь. Иркутский губернатор, объезжавший губернию, посетил Лунина. Лунин, показывая ему у