Русский медведь. Цесаревич
Шрифт:
– Иезуиты сейчас испытывают нелучшие времена. Почти все правители Европы думают о том, как лучше их отправить по славному пути тамплиеров. В том числе и понтифик. Полагаю, что если я предложу им союз, они не откажутся.
– Софья, душа моя… – ахнул Василий. – Хорошо ли ты себя чувствуешь? Ведь это сделка с дьяволом!
– А ты видишь иной шанс удержать власть? Мой лицемерный брат через год-другой отрубит мне голову за все хорошее, а тебя на кол посадит. Мы доживаем свои последние дни… Если не придумаем, как и с помощью кого удержаться на троне.
– Это ведь смута! Ты
– Успокойся, – фыркнула Софья. – Иезуиты отлично понимают, какое к ним отношение в Москве и Российском царстве. Поэтому я уверена, что все сделают правильно. И потом, ты разве думаешь, что я собираюсь выполнять обещания, данные этим лицемерным ничтожествам? Не бойся. После того как они отравят это отродье Нарышкиных, я объявлю их виновниками, действовавшими по научению рыжей ведьмы. А потом, когда он сдохнет в жутких мучениях от какого-нибудь невероятно зловредного яда, мы начнем скорбеть о нем и прославлять его дела. Благо что там действительно немало хорошего и нужного. Я лично с искренними слезами пойду за его гробом.
– Душа моя, – после минутного молчания произнес Василий, – ты понимаешь, что покушение может и не удасться? И в этом случае пощады нам не будет.
– Нам ее в любом случае не будет. Уверена, что эта лицемерная тварь не простит мне восстания стрельцов шестилетней давности. У нас с тобой невелик выбор – или мы, или он. Иного не дано. Для одной России здесь стало слишком тесно от правителей.
– И когда ты собираешься начать переписку с иезуитами?
– Сегодня же письмо напишу и передам гонцом. Пусть присылают миссию для переговоров.
– Опасно… Иоаким может прийти в бешенство. Да и иные православные иерархи.
– Плевать. Если Петька подохнет, то у них просто выбора не останется. Ванька вон на ладан дышит. Кто вместо него царствовать станет? Поломаются да притихнут.
– Это-то да, конечно… – кивнул обреченно Василий, – но меня все одно брат твой смущает. Он ведь пока нас обыгрывал. Недоросль… и обводил вокруг пальца. Даже матери его, Наталье Кирилловне, на что уж ушлая женщина, и то такое было не под силу.
– Васенька, любимый мой, – грустно произнесла Софья. – У нас просто нет другого выбора. Да, он может нас обыграть, но сидеть и ждать, когда придут его люди, чтобы вести меня на эшафот, я не хочу. Стыдно, больно и страшно. Ужасно страшно… до оцепенения.
Глава 3
5 мая 1688 года. Москва. Преображенское
– Доброго утра, Государь! – поздоровался вошедший в рабочий кабинет гость.
– Франсуа Овен? – пристально взглянув тому в глаза, поинтересовался Петр.
– Совершенно верно, Государь, – вновь поклонился иезуит.
– Здравствуй. Присаживайся. Мне сообщили, что ты хочешь со мной поговорить. О чем же? Хочешь обсудить разговоры, что не раз звучали в стенах Кремля?
– Ваша сестра переживает, и мы хотели бы выступить посредниками вашего примирения.
– Изящно, – усмехнулся Петр. – Я-то грешным делом подумал, что ты попросишь денег, сославшись на то, что она предложила вам меня
– Что вы?! Как можно?! – почти искренне возмутился Франсуа.
– Как? – холодно и жестко взглянув в глаза иезуиту, переспросил Государь. – Изволь. – С этими словами он извлек из ящика стола папку и бросил на стол перед собой. – Читай. Надеюсь, ты хорошо владеешь русским языком? – поинтересовался Петр по-английски.
Франсуа встал и взял папку, подивившись ее скромности и необычности – она выглядела так, словно не для монарха могущественной державы делалась, а являлась ходовым инструментом. Впрочем, о том свидетельствовал и трехзначный порядковый номер некоего «Дела».
Подивившись необычности этой странной папки, иезуит аккуратно открыл ее и погрузился в весьма увлекательное чтение. Стенограммы, в том числе все переговоры иезуитов с Софьей и ключевыми ее сановниками. Отчеты о слежке и наблюдении. Перечень и даты покупок с указанием сумм и купцов-покупателей вплоть до булочки с потрохами с лотка на улице. Заметки о завербованных иезуитами осведомителях с краткими характеристиками на каждого. И многое другое. Материалов только этой папки было более чем достаточно, чтобы и самого Франсуа, и всех его соратников по ордену вздернуть на ближайшей осинке. Однако, будучи неглупым человеком, Овен понимал – это далеко не все…
– Государь, – спустя полчаса подал голос сильно побледневший иезуит, но надо отдать ему должное, голос и рука, возвращающая папку, не дрожали. – Ведь тут мой смертный приговор. В лучшем случае.
– Это замечательно, что ты это понимаешь. Вот, держи. – Он протянул ему еще три листка. – Тут зафиксирован разговор, который произошел через несколько часов после твоей первой встречи с Софьей. Полагаю, он должен стать настоящим десертом этого бумажного блюда.
– Отвратительно… – выдавил из себя Франсуа, ознакомившись с ним. – Полагаю, что ты согласился на встречу со мной не для того, чтобы продемонстрировать эти бумаги.
– Ты прав. Я отлично понимаю не только сложность вашего международного положения, но и то, как нелепо вы угодили в эту интригу моей сестрицы. Не хочу вас расстраивать, но, в сущности, просить мне у вас нечего. У меня все есть. А чего не хватает, – я беру сам. Но раз уж так получилось, то глупо было бы не воспользоваться ситуацией к обоюдной выгоде.
– И что желает Государь? – заинтересованно спросил Франсуа.
– Для начала – участия вашего ордена в суде. Хм. Ты любишь театр?
– Все зависит от того, кто ставит пьесу и кто ее играет, – с вежливой улыбкой ответил иезуит.
– Прекрасный ответ! – усмехнулся Петр. – Ты догадался о том, что я хочу сделать?
– Вполне, – кивнул Франсуа. – Если судить по этим бумагам о вашем подходе к делам, то я не уверен, что наше участие вообще нужно. Тут ведь вполне достаточно информации для того, чтобы осудить человека. Святая инквизиция или Королевский суд, что во Франции, что в Испании, обычно и на куда меньшем основании выносят суровые приговоры.
– Как ты уже заметил, я работаю иначе. Признание под пытками у человека можно выбить и несправедливо осудить. Это не самое разумное поведение.