Русский политический фольклор. Исследования и публикации
Шрифт:
Подобного рода рефлексия весьма показательна. В сознании жительницы города столкнулись два варианта отношения к Хрущеву: как к благодетелю места, даровавшему населению возможность пережить локальный кризис и достичь процветания, и как к правителю – дураку и самодуру, фантазии и эксперименты которого привели к нехватке насущных продуктов в масштабах целой страны. Вероятно, в этой двоякости сказывается общее представление об экономической политике СССР хрущевской эпохи как об относительно успешной в научно-технической и промышленной сферах и провальной в области сельского хозяйства. Но для нас в данном случае важнее другое: именно сосуществование этих двух вариантов восприятия фигуры Хрущева, по-видимому характерное для многих российских городов (в особенности, провинциальных), и обусловило появление
Итак, с одной стороны, сюжет о проезде Хрущева через Бологое обнаруживает включенность в систему представлений, характерных для местной мифологии и самосознания городского сообщества (например, о железнодорожной специфике города, его положении между двумя столицами и т. д.), что определяет его поликонтекстность и множественную локальную прагматику. Это наблюдение свидетельствует о значимости данного сюжета в бологовском локальном тексте и одновременно указывает на плотность самого этого текстового поля, его пронизанность внутренними связями. Мы сталкиваемся здесь с важной структурно-прагматической особенностью любого локального текста, по крайней мере свойственного провинциальному городу: он устроен таким образом, что каждый его конкретный компонент (в частности, сюжет или группа сюжетов), в явном виде или имплицитно, реализует ограниченный круг идей, определяющих уникальную конфигурацию местной идентичности.
С другой стороны, как и всякий локальный нарратив, это предание, во всей совокупности его версий и вариантов, базируется на более широкой традиции, используя устоявшиеся в ней структурно-семантические элементы различного уровня. В данном случае в качестве такого фундамента выступает национальный фонд фольклорных повествований о правителях – от Петра I до Никиты Хрущева. И потенциал этой традиции реализуется достаточно полно: для воплощения двух вариантов (или ипостасей) фольклорного образа Хрущева бологовское предание задействует не только устойчивые характеристики и приемы изображения этого персонажа, но и две основные жанровые модели повествовательного политического фольклора – легендарную и анекдотическую. Границы между этими моделями, в принципе весьма отчетливые, могут оказаться достаточно зыбкими или не очевидными: как свидетельствует наш материал, это происходит в тех случаях, когда повествовательной формой их (моделей) реализации в текстах становится меморат.
Ниже мы публикуем 11 фрагментов интервью (два из них – из разных бесед с одним информантом), записанных от жителей города участниками Бологовской экспедиции с 2004 по 2010 год. Вопросы и реплики собирателей даны курсивом, пояснения публикаторов – в квадратных скобках, сведения о записи приводятся после каждого фрагмента.
В общем, Бологое – это был очень огромный железнодорожный узел, пять направлений. Можно в Финляндию поехать, можно в Германию поехать. Большой узел был. Даже когда перевели сигнализацию (раньше вручную переставляли стрелки), ехал Хрущев, остановили поезд, попросили. И он вышел. Ему говорят: «Из нас четыре тысячи уволили, из-за того что перевели стрелки на автоматику, что нам делать?» Он дал слово, и построили два завода: арматурный и «Электромаш». Сигнализация и автоматика стала.
Мария Николаевна Штейнмеллер, 1920 г. р., работала учителем истории; записали в 2004 году М. В. Ахметова, Я. Фрухтманн.
Вообще, через Бологое ведь всё правительство проезжало. Между Ленинградом и Москвой-то они как-то сообщались. А как? Самолеты в то время были такие, что… Страшно на нем было и летчику-то летать, не только, значит, члену правительства. А бронепоезда были, ну, не бронепоезда, а специальные поезда, правительственные поезда, они у нас назывались литерные. Они ходили довольно часто, кто в них едет,
Рыжков?
Рыжков, ага. Рыжков выходил, он каждый год ездил, он выходил. Посмотрит Бологое. В частности, вот ведь и завод «Строммашина». <…> Заводы «Строммашина» и запорной арматуры – это когда Хрущев ехал, да, из Москвы в Ленинград, зачем там, я не знаю, давно это было, в 63-м году, по моему, в 60… 62-м. Ну, в общем, когда он был еще не снятым, вот. Он вышел здесь… Вернее, не вышел, открыл окно, и вот так вот вот, по пояс. Я тогда в аккурат ночью этой дежурил в круглом депо, дежурным по депо был. Вот. И я тоже его видел. Обыкновенный, простой русский мужчина, говорит: «Э-э», – так это, не спеша.
Подэкивая. Вот. Мы его, конечно, не я – из горкома партии, не помню, кто там к нему близко подходил. Ну, все из уважения метров вот так, наверно, как до березы <показывает>,до вагона выходили. Ну, мало ли чего, кто знает. Вообще, с ним договорились уже, с это, с железнодорожной милицией, что вот будем вот так держать себя, и не обращайте на это внимания, мы тоже не будем нарушать ваши порядки. Вот мы пожаловались, что молодежь уезжает. У нас обыкновенно вся молодежь уезжала в Ленинград. Редко в Москву, а то всё в Ленинград. Вот это все бологовские, там, и это, из деревень, что оно в Ленинграде, ленинградское ПУ, да? Это вот всё из наших мест здесь. Рабочих мест не было. Буквально на второй год уже в план города, план области, внесли построение завода «Строммашина».<…>
А кому пожаловались, что рабочих мест нет?
Хрущеву непосредственно самому. А там, видно, сзади за ним стоял мальчик, который записывал. Вот, он записал, и после этого, сразу после этого построили, значит. Это по плану областное начальство, наверное, не думало в Бологое расширять. А сейчас…
Перестали уезжать после этого?
Да. Перестали. Ну, а зачем – три тысячи сразу, даже рабочих не хватало. Пришлось, приходилось откуда-то приглашать специалистов. А сейчас, а сейчас осталось, наверное, человек пятьсот-то, наверное, осталось на этом заводе. Может быть, побольше, может быть, поменьше.
Западный микрорайон – это строил уже арматурный завод. Его строить начали значительно позже Бологовского, Бологовский начали строить в 65-м… Так, это народ наш, это уже как… Хотите, как фольклор воспринимайте. Проезжал здесь наш глава правительства, народ на вокзале ему выкрикивал. Что «дайте нам чего-нибудь хоть построить, чтобы чем-то было жить». Вот у нас появился завод «Строммашина». Вот. Строительных машин, ясно? Таких было шесть в СССР. Вот Могилев, Бологое, Киев, ну еще кто-то три это знает. Знают работники «Строммашины».<…>
А вот вы говорили, глава правительства проезжал, это кто был?
Ой… Леонид Ильич. Кто ж еще мог быть в это время. Не Хрущев. Или Хрущев? Чё-то у меня, знаете, заскок произошел. Что, теперь – 62-й год… Нет, это, наверное, всё-таки Хрущев.