Русский рай
Шрифт:
– Споткнулся или что? – спросил спутник, выглянувший из избушки.
– Похоже, задержись в горячей воде – захлебнулся бы.
– А! Понятно! Пересидел! Здесь случалось, что больных вытаскивали мертвыми.
А в Ново-Архангельске дела правления у Муравьева принял капитан-лейтенант Чистяков Петр Егорович, прибывший на Ситху на шхуне «Святая Елена». На том же судне отправились в обратную сторону Муравьев и Шмаков с семьями. Служба Чистякова и Слободчикова началась одновременно и уже в самом ее начале, в ночь с 5 на 6 декабря, несколько колошских батов, занимавшихся
Уже на другой день к редуту прибыл на куттере главный правитель, с недовольным видом высадился на сушу, осмотрел укрепление и жилье служащих, сказал, что они ночью убили колоша, выслушал приказчика и служилых, стоявших в карауле, покачал головой и уплыл в обратную сторону. Сысой ждал сыска и наказания, но этого не случилось, служба продолжалась прежним распорядком. Колоши подходили на оговоренное расстояние, как обычно, предлагая купить мясо диких коз, рыбу, картофель, очень дорого – ром, купленный у американцев, но Сысой запретил служащим торговаться и выходил из редута сам. Зла колоши не показывали, будто смертоубийства не было. При посещении крепости перед Рождеством приказчик узнал, что Чистяков замял скандал, выплатив родственникам убитого 250 рублей товарами. Они это приняли как виру и зла на русских служащих недержали.
– Правильно! – одобрил поступок правителя Сысой. – Война обошлась бы дороже, а не пальни мы, на другой день на редут пошли бы с десяток колошских батов.
Осенью правитель прислал в Озерский гарнизон молодого лейтенанта, трех русских матросов и пуд пороху, видимо на Ситхе опять обострились отношения с тлинкитами. Но неприятности случились не от них, а от американцев. Зимой, в мелководной бухте против редута встала на якорь шхуна под звездным флагом.
– Ишь, как ловко обошли камни?! Если случайно, то им сильно повезло! – удивился лейтенант.
По инструкциям, присланным директорами Компании, европейским и американскимсудам в те годы запрещалось торговать во внутренних водах колониальных владений, хотя без привозимых товаров прожить с лужащим было трудно и даже невозможно. Прежний правитель Муравьев пытался оспаривать запрет, по необходимости, часто нарушал его.
– Закон есть закон! – изрек лейтенант и с двумя матросами на байдаре отправился к американскому судну. Он не вернулся ни через час, ни к вечеру.
«Напоили!» – решил Сысой.
Но лейтенант в мокрой одежде, со шпагой в руке, ворвался в его комнату среди ночи и крикнул:
– Товсь к обороне!
Гарнизон был поднят в ружье, пушки и ружья заряжены картечью. На рассвете на берег высадились полтора десятка пьяных американских моряков с ружьями и в полный рост пошли на ворота редута. Лейтенант скомандовал дать залп поверх голов. Потом, по его команде, полтора десятка служащих выбежали за ворота, погнали американцев к воде, избивая на ходу, загнали в шлюпки и держали под прицелом, пока те не взобрались на палубу. Со шхуны стали наводить на редут пушки. Лейтенант с гарнизоном отступил к тыну и велел дать залп по судну. Одно из ядер сломило мачту. Два снаряда, пущенных со шхуны разнесли пакгауз и проломили острожный тын. Судно снялось с якоря и вышло из бухты, лавируя парусом одной мачты.
– Что случилось? – стал расспрашивать лейтенанта Сысой.
– Они смеялись надо мной, когда говорил им, чтобы ушли из нашей бухты в Ситхинскую: там встречают иностранцев. Потом, пьяные, пытались запереть нас в форпике и обещали на рассвете захватить редут. Мы едва отбились и дальше действовали по инструкции.
– Молодей-удалец! – похвалил лейтенанта Сысой. – Но на всякий случай отпиши главному правителю о случившемся, да поскорей, пока нам не пришлось оправдываться.
– В чем оправдываться? – горячился лейтенант. – Мы закон не нарушали!
Правитель Чистяков согласился, что закон не был нарушен, но через год из Главного правления пришел приказ, требовавший выслать лейтенанта в Санкт-Петербург для сыска и объяснений случившегося конфликта.
– Американцы своих граждан всегда защитят, а наши, чтобы не спорить, всегда предадут. Это я знаю! – Прощаясь, наставлял молодого офицера Сысой. – Но ты военный моряк, а морское ведомство в прежние годы своих людей не сдавало. Кабы не политика и бояться нечего… Помогай Господи и святой Никола!
Служба в Озерском редуте Сысоя не тяготила, донимали скука и тоска. То в снах, то в памяти среди бела дня, махала ручкой дочурка, глядела на него, не понимая, что расстается навсегда. Воспоминания бередили душу, жгло клеймо старой раны. Сысой стонал, скрипел зубами и с благодарностью вспоминал Ферлоновы камни: только здесь, в Озерском редуте, он по-настоящему понял, как счастлив был тогда. Любовь к дочери была совсем иной, чем к Фекле, не говоря о женщинах, промелькнувших в его жизни и не оставивших следа в душе. Тоску и скуку усиливали дожди, которые шли по трое суток в неделю и чаще. Женщину себе он все никак не мог присмотреть, да и жить-то с ней теперь на Ситхе можно было только после венчания, а жива ли Агапа – не знал. Одно время даже подумывал проситься на Кадьяк, но кончался контракт.
В погожие деньки с фузеей на плече и с коробом за спиной Сысой шлялся по окрестностям, собирал малину, чернику, смородину, после заморозков рябину и ставил ягоде вино. Он доходил до огромного, безрыбного озера с отвесными берегами. Метко стрелял уток, журавлей, ар. Но утки сильно пахли рыбой и он перестал охотиться на них. Однажды, к радости озерских служащих, ему удалось подстрелить горного барана. Черных медведей было много, но добывать их можно было только в тайне, чтобы не портить отношений с колошами. Они почитали медведей и альбатросов за священных зверей и птиц.
О Россе Сысой спрашивал всякий раз, когда бывал в Ново-Архангельской крепости, или встречал людей, прибывших оттуда. Уже вскоре после начала его службы в Озерскомредуте доходили слухи о неурожаях по всей Калифорнии. Потом случился очень хороший урожай, из Росса на Ситху прислали три тысячи пудов муки и пшеницы, покрыв больше половины потребности в хлебе. Но после этого опять был неурожай. По доходившим до Ситхи слухам, земли, вспаханные Кусковым, Шмидтом, Шелиховым истощились и зарастали диким овсом.