Русский роман, или Жизнь и приключения Джона Половинкина
Шрифт:
Два десятка недоверчивых глаз были устремлены на полковника, он же смотрел на журналистов подчеркнуто равнодушно. Недошивин ждал вопросов, понимая, что они его в общем-то не интересуют. За исключением одного, ради которого он и устроил эту пресс-конференцию.
Из всех собравшихся на Недошивина не смотрели только двое. Первый — администратор писательского клуба ЦДЛ двадцатисемилетний поэт-графоман по фамилии Гапон, доставлявший ему массу неприятностей. Свои стихи-верлибры Миша Гапон печатал под псевдонимом Михаил Светлый. На сходство этого псевдонима с Михаилом Светловым ему не раз указывали
— Что поделать, если я действительно светлый? — говорил он, глядя на собеседника голубыми наглыми глазами. — Так я вижу, так чувствую этот мир! Были вот Горький, Бедный, Черный… А я Светлый, понимаешь, старик! От моих стихов свет исходит!
Получив административную должность в ЦДЛ, Михаил вполне оправдал свою настоящую фамилию. Он умело и с подозрительной опытностью стравливал писателей «левого» и «правого» лагерей, «евреев» и «русопятов», как он их называл. Публичные дискуссии заканчивались вызовом милиции, так что в конце концов начальник Центрального РОВД отдал приказ заранее посылать на эти дискуссии милицейские наряды.
Вторым человеком, не смотревшим на Недошивина, но что-то быстро писавшим в блокнот, был Арнольд Кнорре, молодой перспективный адвокат, раскрутивший шумное «кремлевское дело» о тайных счетах КПСС в зарубежных банках. Непонятно было, откуда он узнал о пресс-конференции. Первым условием Недошивина, которое он поставил Мише Гапону, было оповестить только журналистов и только за два часа до начала собрания, а до этого часа икс молчать о готовящейся конференции как рыба.
Услышав про условие, Гапон почувствовал опасность и хотел отказаться. Но полторы тысячи долларов, выложенные полковником на администраторский стол, сломили природный инстинкт самосохранения, и Миша согласился, сам себе удивляясь. И ведь понимал, дурак, что одно дело стравливать писателей и совсем другое — касаться реальной политики.
Это не скандал. Это политическая бомба!
Глядя на притихших журналистов, Недошивин приметил Гапона.
— Не волнуйтесь, Михаил Яковлевич! — крикнул он через журналистские головы. — Господа, я забыл вам сказать, что администратор клуба Михаил Гапон оказался причастен к пресс-конференции под моим давлением. Письменный приказ о несколько странной организации этой встречи, подписанный мной, находится в его портфеле. Полюбопытствуйте!
Но Гапон журналистов не интересовал. Их прорвало.
— На каком основании мы должны вам верить? — крикнул корреспондент «Московского комсомольца». — В свете неудавшегося государственного переворота ваше заявление пахнет попыткой реванша. С кем вы, полковник Недошивин?
— Вы хотите сказать, что я сделал заявление, чтобы опорочить генерала Палисадова, а вместе с ним президента?
— Именно. В вашей истории нет реализма. Это, извините, не заявление, а сентиментальный роман.
— Роман так роман, — весело отвечал Недошивин. — Где еще рассказывать романы, как не в Доме литераторов. Предлагаю вам заголовок для статьи: «Романист в штатском».
Недошивин шутил, но глаза его были серьезны. Цепким взглядом он искал в группе корреспондентов того, кто задаст ему главный
— Если все, что вы рассказали, правда, можно ли предположить, что генерал Палисадов до сих пор находится под воздействием того психотропного препарата, которым вы накачали его двадцать лет назад? — спросил обозреватель «Московских новостей».
— Хороший вопрос, — сказал Недошивин. — Не исключаю. После того как в Комитете отказались от использования препарата, его свойства и длительность воздействия никем не анализировались.
— Под чьим влиянием находится генерал?
— Теоретически — под чьим угодно. Первого встречного авантюриста. Но реально, я думаю, он всецело во власти Родиона Вирского.
Микрофон схватила молодая сотрудница «Независимой газеты» Анастасия Подъяблонская. После нашумевшей статьи «Из жизни насекомого: писатель Сорняков как зоологическое явление» Подъяблонскую стали посылать на самые скандальные, то есть самые ответственные задания.
— Что вы чувствовали после убийства Елизаветы Половинкиной? — сурово поджав губы, спросила она.
Недошивин просиял.
Он ждал этого вопроса и посмотрел на Подъяблонскую с нескрываемой благодарностью.
— Прекрасный вопрос! — воскликнул он. — Вот что значит женская интуиция! В самом деле, господа, в моем рассказе психологии куда больше, чем политики. В конце концов, Дмитрий Леонидович Палисадов в этой истории всего лишь жертва, а президент тут и вовсе ни при чем. Итак, сударыня, что должен чувствовать убийца матери своего сына? Сначала — растерянность. Но сегодня я ни о чем не жалею. Джон, а вернее Иван Недошивин, с этого дня публично объявляется моим законным сыном. Кстати, все документы на отцовство есть, хранятся в надежном месте и будут предъявлены при первой необходимости. Заявляю также, что гражданин СССР Иван Платонович Недошивин, 1972 года рождения, крещен в православной вере, о чем существует церковная справка. Буду признателен, господа, если вы отметите это в своих статьях. Если угодно, даже прошу вас об этом!
— Позвольте! — крикнул кто-то из задних рядов. — Но где находится этот гражданин несуществующего СССР?
Недошивин выдержал паузу, пристально глядя на корреспондента французской газеты «Монд» и заставив всех журналистов обратить на него внимание.
— Он в Париже, — наконец объявил полковник. — Символично, господа, не правда ли! Моего сына приютила страна, которая является родиной демократии. Он находится там со своей девушкой, о которой я вам не рассказал, потому что две романтические истории за один вечер — это слишком. Я просил бы вас отметить в своих статьях мою глубокую признательность старой доброй Франции!
Корреспондент «Монд», опомнившись и расталкивая русских журналистов, бросился к Недошивину.
— Вы можете назвать их адрес?
Недошивин сделал вид, что задумался.
— Почему нет? — растягивая гласные, ответил он. — В России я не рискнул бы легализовать своего сына. Но во Франции…
— Адрес! — завопил корреспондент.
— Rue de Rome, Ho$tel «Admiral», — по-французски произнес Недошивин. — Мой сын и его девушка скрываются там. За ними идет слежка, и я не исключаю, что рано или поздно Ивана и Асю могут ликвидировать.