Русский школьный фольклор. От «вызываний Пиковой дамы» до семейных рассказов
Шрифт:
Перекличка страшных историй детей с народными мифологическими рассказами обнаруживается в целом ряде архетипических мотивов. Наиболее распространенный — оборотничество (старуха оборачивается белой рукой; черная рука — страшным клыкастым мертвецом; желтое пятно — ведьмой). Оборотничество, по убеждению А.Ф. Лосева, «тип мифологического построения», в котором эмпирическая жизнь личности связана с «ее везде- присутствием и бесконечным разнообразием» [90] . Другой архетипический мотив детских страшных историй основан на том, что «подобное производит подобное или следствие похоже на причину» — «магия подобия» [91] (красная женщина вызывает пожар; девочка покупает красные розы — в шторе появляется красное пятно; зеленое пианино в доме — зеленым становится кто-то в семье).
90
Лосев
91
См.: Фрэзер Д. Золотая ветвь. М., 1980. С. 49; Богатырев П. Г. Вопросы теории народного искусства. М., 1971. С. 175.
Встречаются в страшилках и другие первоэлементы мифических представлений: осиновый кол и крест как обереги [92] , «безрукость-безногость» как «мифологическое тождество» [93] (нарушение девочкой какого-либо запрета приводит к тому, что мама приходит без одной руки, потом без другой, без одной ноги, потом без другой), зооморфные реликты, погони, превращения, разрубания, оживления и т. п.
Усвоив мотивы и образы суеверных рассказов взрослых, персонифицировав явления, предметы и вещи окружающего мира, дети создали свою «позднюю демонологическую традицию» [94] , отразившую комплекс их представлений о страхе, смерти, угрозе жизни.
92
См.: Померанцева Э. В. Рассказы о колдунах и колдовстве // Труды по знаковым системам. VII. Тарту, 1975. С. 93; Максимов С. Нечистая, неведомая и крестная сила. С. 7, 69, 70, 73, 84, 88, 107.
93
См.: Мелетинский Е. М. Структурно-типологическое изучение сказки // Пропп В. Я. Морфология сказки. М., 1968. С. 140 — 141.
94
Неклюдов С. Ю. После фольклора // Живая старина. 1995. № 1. С. 4.
В отличие от «взрослых» мифологических рассказов, не имеющих устойчивой художественной формы, не выделяющихся зачастую из общего потока речи и потому не отличающихся от бытового языка, страшные рассказы детей могут быть рассмотрены как произведения словесного искусства, создаваемые «в противовес детскому языку бытового общения» [95] .
Детские страшные истории художественно оформлены, закончены. Они имеют определенное начало, подчас повторяющее инициальную формулу сказки («Жила-была женщина», «Жила-была семья» и т. д.). В большинстве рассказов толчком к действию является нарушение запрета, табу, следующее за отлучкой или за ее «усиленной» формой — смертью кого-нибудь из взрослых в семье.
95
Минц 3. Г. Некоторые особенности языка детского словесного искусства // IV Летняя школа по вторичным моделирующим системам: Тезисы докладов. Тарту, 1970. С. 135.
Под влиянием сказки (преимущественно волшебной) мифологические рассказы обрели четкую и однотипную сюжетную структуру. Ее заданность (предупреждение/запрет — нарушение — воздаяние) позволяет определить сюжет как «дидактическую структуру» [96] . Она и регламентирует последовательность мотивов, которые в детских страшных рассказах создают свой устойчивый «сюжетнокомпозиционный ритм».
При небольшом объеме и элементарном сюжете детские мифологические рассказы содержат многие черты традиционной поэтики. Их характеризует наличие устойчивой лексики, стилистическая однородность, обусловленная и сложившимся составом «общих мест», и повторяющимися вопросами и обращениями.
96
См.: Мелетинский Е. М. Введение в историческую поэтику эпоса и романа. М., 1986. С. 191.
Все сказанное выше позволяет сделать следующий вывод: детские страшные истории — один из жанров повествовательной традиции детей: мифологические рассказы о смерти, о страшном и ужасном, которое происходит по воле существ, предметов, явлений, наделенных сверхъестественными свойствами и возведенных в ранг демонологических сил. Эти рассказы обладают устойчивой структурой, имеют целью вызвать переживание страха, необходимое для самоутверждения личности.
Вместе со «страшилками» существуют и противоположные им «антистрашилки». Исследователи считают их пародиями на «страшилки» [97] .
97
См.: Мухлынин М. А. Пародирование страшных рассказов в современном русском детском фольклоре // Мир детства и традиционная культура. М., 1995. С. 27 — 59.
Вниманию читателей предлагаются тексты, которые отобраны как из печатных изданий, так и из неопубликованных записей фольклорных материалов, сделанных преподавателями и студентами Петербургского и Петрозаводского университетов, Вологодского и Карельского педагогических университетов, Московского заочного и Шадринского педагогических институтов. Сердечно благодарю А. Ф. Белоусова, С. Б. Борисова, Е. М. Неелова, М. Ю. Новицкую и И. А. Разумову, предоставивших мне коллекции «страшных» историй.
С. М. Лойтер
«Отдай мое сердце!»
1. Мама говорит девочке, чтобы она не играла на пианино. Мама ушла, а девочка не послушалась и стала играть на пианино. Вдруг по радио сообщают: «Не играй на пианино!» Девочка не слушает и все равно играет. Радио говорит: «Не играй, а то по улице идет черт». Девочка все равно играет. Радио говорит: «Не играй, а то черт поднимается по лестнице». Девочка не слушается. Радио говорит: «Не играй, а то черт подходит к квартире». Она играет. Радио говорит: «Не играй, а то черт дома уже». — «Отдай мое сердце!»
2. Бабушка ловит такси и просит возить ее по кладбищам. И вот последнее кладбище. Ночь. Бабка выходит с кладбища и несет мешок, из которого торчит человеческая нога. «Бабушка, ты что — людей ешь?» — «Да!» (Бабушкин ответ выкрикивается, а слушатель при этом хватается за руку, оказываясь «жертвой».)
3. Один раз умер бандит с золотой рукой. А его друзья похоронили его на кладбище. Раз вечером бандиты пришли и сняли с него золотую руку. Идут они и вдруг слышат: «Отдайте мою руку!» Они испугались и пошли быстрее. На следующий вечер пошли они на кладбище и слышат: «Отдайте мою руку!» Они испугались и пошли быстрее. Потом наступила тишина.
«Отдайте мою руку!»
4. Я иду по черному-черному городу. Я прохожу по черной-черной улице. Я вхожу в черный-черный дом. Я иду по черной-черной лестнице. Я вхожу в черную-черную дверь. Я появляюсь в черной-черной комнате. Я подхожу к черному-черному столу. На черном-черном столе стоит черный-черный гроб. В черном-черном гробу лежит черный-черный скелет. Скелет кричит: «Отдай мое сердце!»
5. На белом-белом свете, в белом-белом доме жил белый-белый человек. У него были белые-белые ботинки, белые-белые перчатки и белый-белый плащ. И решил как-то раз этот человек пойти по своему белому-белому городу, надев белые-белые ботинки, белые-белые перчатки и белый-белый плащ. И шел он по белой-белой улице, оставив далеко свой белый-белый дом. И шел он долго-долго и увидел черный-черный дом и черную-черную лестницу. Он поднялся по черной-черной лестнице и увидел черную- черную дверь. Тогда он открыл черную-черную дверь, она оказалась незапертой. Он вошел в черную-черную комнату и пошел в черный-черный угол и увидел черного-черного человека. Человек повернулся к нему и сказал: «Отдай мое сердце!» (Последние слова выкрикиваются, чтобы испугать слушающего.)
6. Однажды девочка пришла домой. Черная рука залетела вслед за ней и погналась за девочкой. Она убежала на кухню. Черная рука залетела за ней. Девочка побежала в комнату. Черная рука тоже полетела в комнату. Девочка побежала в маленькую. Черная рука полетела за ней. Из маленькой комнаты никаких путей нету. Девочка спряталась под кровать. Черная рука прилетела и легла на кровать. Потом Черная рука услышала, что под кроватью кто- то скребется, залетела туда и говорит: «Отдай мое сердце!»
7. В лесу стояла избушка. Вот один раз пришел в избушку путник. Зашел и говорит: «Можно переночевать?» Видит: сидит у огня старуха и говорит ему: «Входи! Вот только есть у меня нечего». Зашел он к ней. Лег спать. Просыпается он утром и видит: подходит к нему не старуха, а девушка и говорит: «Я тебя задушу». Убил он ее и лег спать. Утром просыпается, а к нему подходит девушка еще красивей и говорит: «Отдай мое сердце!»