Русский школьный фольклор. От «вызываний Пиковой дамы» до семейных рассказов
Шрифт:
426. юмор.
427. клише.
428. клише.
429. клише.
430. к/ф, СССР, 1979.
431. юмор.
432. литер., И. Тургенев.
433. пословица, литер., М. Медведев.
434. юмор.
435. литер., Н. Гоголь.
436. к/ф, СССР, 1972.
437. клише.
438. клише.
439. юмор.
440. пословица.
441. клише.
442. литер., клише.
443. к/ф «Этот безумный, безумный, безумный мир» (США, 1963).
444. клише.
445. литер., И. Лажечников.
446. юмор.
447. клише.
448. клише.
449. юмор.
450. клише.
451. история.
452. литер., М. Шолохов. О неготовности школы к учебному году (недоделанный ремонт и т. д.).
453. литер., Л. Толстой.
454. литер., клише.
455. клише.
456. ср.: «Скупой рыцарь».
457. так в советском прокате назывался немецкий фильм «Die Frau meiner Traume» (1944).
458. к/ф, СССР, 1931.
459. поговорка.
460. юмор.
461. литер., А. Островский.
462. клише.
463. литер., А. Фадеев.
Пародийная
Вниманию читателей представляются произведения поэтического школьного фольклора, различные в жанрово-стилистическом отношении, но объединенные одной общей чертой: все включенные в подборку стихотворения, песни и поэмы возникли как результат поэтической интерпретации литературных и литературно-музыкальных источников. Наличие этого «второго плана», являющееся «необходимым условием для возникновения всякой пародийности» [123] , позволяет с некоторыми оговорками отнести весь корпус публикуемых произведений к пародийной поэзии. С оговорками, ибо далеко не все школьные пародийные произведения являются пародиями в строгом смысле слова. Хотя «пародия» на сегодняшний день — «наиболее неустойчивый из терминов, принятых в литературоведческой науке» [124] , и единого удовлетворительного определения этого литературного явления мы до сих пор не имеем, большинство исследователей относят к области пародийного такие произведения, которые характеризуются обязательной и подчеркнутой направленностью на некий литературный источник: будь то — жанр, авторский стиль или конкретное произведение. При этом, как писал А. А. Морозов, «пародийное переосмысление — это прежде всего снижающее переосмысление» [125] . Если же вторичное произведение такой установки не имеет, а просто «паразитирует» на известном оригинале с какими-либо экстралитературными целями, то мы можем говорить о его пародийности (или, по терминологии Ю. Тынянова, пародичности), но не причислять его к собственно пародиям.
123
Морозов А. Пародия как литературный жанр (К теории пародии) // Русская литература. 1960. № 1. С. 50.
124
Хворостъянова Е. В. Слово vers, пародия // Имя — сюжет — миф: Проблемы русского реализма. СПб., 1995. С. 195.
125
Морозов А. Пародия как литературный жанр. С. 56.
С этой точки зрения наиболее близкими к литературной пародии можно считать две группы публикуемых текстов. Прежде всего, это стихотворения, «вторым планом» которых служит авторский стиль. Примечательно, что стать объектом таких школьных пародий «посчастливилось» лишь поэтической манере Маяковского. Все эти пародии скабрезны по содержанию и активно используют обсценную лексику, что, по-видимому, объясняется восприятием школьниками стиля этого поэта в первую очередь как «грубого», а также наличием в двух его известных стихотворениях «матерного» слова («блядь»), что неизменно привлекает внимание учащихся и вызывает у них известную «нездоровую реакцию».
Интересно, что пародии на Маяковского имеют в сознании носителей школьного фольклора двоякий статус: они могут восприниматься и как стихи «под Маяковского», и с равным успехом приписываться перу самого поэта. Эта ситуация аналогична той, какая сложилась в XIX веке с пародиями на В. К. Тредьяковского: им было со временем «присвоено» авторство выдающегося поэта-классициста. «Можно сказать, что в „читательском”, вернее „литературном”, сознании <...>, писал по этому поводу Ю. Н. Тынянов, подлинный или когда-либо существовавший Тредьяковский совершенно подменен ходячими пародиями» [126] . Эти слова можно в полной мере отнести и к Маяковскому, как он обычно воспринимается большинством школьников (чему, вероятно, способствовал в большой мере его собственный литературный имидж): поэт-грубиян, поэт-скабрезник, поэт-циник, для которого не существует иных ценностей, кроме «польза стране»:
126
Тынянов Ю. Предисловие // Мнимая поэзия: Материалы по истории русской поэтической пародии XVII — XIX вв. М.; Л., 1931. С. 7.
Другую группу школьных фольклорных стихотворений, которые могут быть сближены с литературной пародией, составляют тексты, имеющие определенную жанрово-стилистическую пародийную ориентацию, но не направленные на пародирование индивидуального стиля поэта. Они, как и пародии на Маяковского, достаточно однотипны и направлены на комическое снижение сентиментально-лирической поэзии. Мощный пародийный эффект достигается путем сочетания
Помимо стихотворений, в которых комическому снижению подвергается поэтический стиль, в репертуаре школьников есть тексты, воспроизводящие в искаженно- сниженном варианте конкретные произведения, и именно такого рода «переделки» стихов и песен составляют основную часть подростковой пародийной поэзии.
Однако сама пародийность их иного характера: этот пласт школьного творчества типологически, а отчасти и генетически соотносим не столько с литературной пародией нового времени, сколько с более древней пародийной традицией, известной еще в античности и достигшей своего апогея в средневековье, — так называемой «профанной поэзией». На первый план выходит не шаржирование жанрово-стилистических особенностей оригинала, а снижение «высокого образца». Как писал М. М. Бахтин, «средневековая пародия ведет совершенно необузданную веселую игру со всем наиболее священным и важным с точки зрения официальной идеологии» [127] . И подобно тому, как излюбленными объектами древнегреческой смеховой поэзии были гимны и героические эпопеи, а средневековой (в том числе и русской) — наиболее важные молитвы («Отче наш», «Символ веры» и т. п.), литургические тексты, проповеди и даже Евангелие, жертвами школьной переделки становятся стихотворения русских и советских поэтов-классиков, а также некоторые советские военные, официозно-патриотические и детские песни. В восприятии современных подростков эти переделки также обретают статус «parodia sacra»: канонизированное культурной традицией, официальным признанием или школьной программой произведение подвергается комической дискредитации за счет искажения текста, его подмены своего рода «антитекстом».
127
Бахтин М. М. Творчество Франсуа Рабле и народная культура Средневековья и Ренессанса. М., 1965. С. 95.
Как правило, в таких переделках первый, а иногда и второй стих сохраняется полностью или искажается в конце:
Однажды в студеную зимнюю пору Я из лесу вышел поссатъ на мороз... и т. д.Тенденция к минимальному изменению текста оригинала, сохранению его метрико-синтаксической структуры объясняется стремлением «взорвать изнутри» серьезное произведение, сохранив в возможной целости его формальную оболочку. Именно это ведет к достижению нужного такой пародии результата — к созданию профанирующего аналога «священного и важного» текста, а не нового, «карикатурного» произведения, как это обычно делает литературная пародия. «Пародируемый текст искажается. Это как бы „фальшивое” воспроизведение пародируемого памятника — воспроизведение с ошибками, подобное фальшивому пению» [128] , — пишет Д. С. Лихачев о древнерусских пародиях.
128
Лихачев Д. С. Смех как мировоззрение Ц Лихачев Д. С., Панченко А. М., Понырко Н. В. Смех в Древней Руси. Л., 1984. С. 12.
И нас не должно удивлять существование наряду с действительно остроумными (такими, как «У лукоморья дуб срубили...», «Над нами сгущаются темные тучи...», «Я достаю из широких штанин...») известного количества переделок-«дебилок», впечатляющих незамысловатостью своего юмора и произвольностью внесенных в оригинал изменений:
Лес дремучий сметаной покрыт, На посту черт с дубиной стоит. Ночь темна, и кругом тишина — Спит советская бага-яга.Для пародий этого толка достаточно и такой переработки текста, очевидно, производимой по принципу «заменить что попало чем попало», так как от переделки требуется не изощренное издевательство над пародируемым произведением, а лишь создание его уродливого двойника, «псевдоблизнеца».
Впрочем, считать абсолютно случайным характер «корректив» оригинала даже в этой немудреной и нескладной переделке было бы неправильным. Соотносясь формально с «настоящим» текстом, такая пародия (заметим, что и Бахтин и Лихачев принципиально отказывают данному явлению в этом имени, хотя и не находят последнему никакой замены) содержательно должна противостоять ему, создавая «мир со «спутанной знаковой системой», приводящей к появлению чепухи, небылицы, небывальщины» [129] . И в этом смысле замена снега сметаной, а пограничника, охраняющего советскую страну, — чертом с дубиной, стерегущим бабу-ягу (тем более тоже «советскую») представляется по-своему вполне «логичной».
129
Лихачев Д. С. Смех как мировоззрение. С. 47.