Русский след Трампа. Директор ФБР свидетельствует
Шрифт:
Пат и я провели месяцы, изучая это дело и мафию. Для начала мы поговорили с тем, кто знал Коза Ностру лучше всех в Соединенных Штатах – благо его кабинет находился дальше по коридору от нашего. Кеннет Маккейб являлся бывшим детективом полиции Нью-Йорка, устроившимся на работу в офис окружного прокурора Соединенных Штатов на Манхэттене в качестве следователя в самом начале войны с мафией. Добрый гигант, ростом метр девяносто и весом более 113 килограмм, с грудным голосом и отчетливым нью-йоркским акцентом, Кенни знал каждого члена мафии по внешности, имени и кличке. И знал он все это потому, что свыше двадцати лет в департаменте полиции Нью-Йорка, а затем офисе
По причинам, которых я никогда не понимал, подразделение ФБР в Нью-Йорке по борьбе с мафией долгое время не выражало особого желания «прикрыть» мафиозные похороны и свадьбы. Полагаю, что агенты не хотели выбираться из пригородов, чтобы накрыть не имевшие большого практического значения события, всегда проходившие по уикендам или по ночам. Маккейб смотрел на это по-другому и полагал, что там вы можете узнать больше, просто наблюдая. Так что он наблюдал и фотографировал, в любую погоду, по уикендам и по ночам, годами.
Мафия тоже знала Кенни Маккейба и, каким-то странным образом, уважала его как благородного противника. Кенни понимал специфическую потребность членов мафии верить, что они были «людьми чести», так что он обходился с ними так, что они рассматривали как уважение, никогда не пытаясь вручить повестку у них дома и никогда не смущая их арестами на глазах у их жен и детей. Как результат, подумывавшие о предательстве члены Коза Ностры часто сперва связывались с Маккейбом.
Кенни Маккейб преподал нам азы Коза Ностры, а затем ездил с нами и агентами ФБР по этому делу на встречи со спрятанными по всей стране перебежчиками из мафии, которые должны были стать краеугольным камнем нашего дела. Одним из этих ренегатов был «Сэмми Бык» Гравано, бывший младший босс – номер два – криминальной семьи Гамбино.
Впервые я встретил Гравано, когда вместе с Патом и Кенни прибыли в специальную федеральную тюрьму для свидетелей в отдаленной части Соединенных Штатов в 1992 году. Помню, что я слегка беспокоился, ожидая, когда в комнату войдет младший босс семьи Гамбино. Как все пройдет? Как он отреагирует на этих двоих молодых прокуроров? На что это будет похоже встретиться с человеком, совершившим, по его собственному признанию, девятнадцать убийств?
Миниатюрный Гравано вошел в комнату в тюремном облачении и ботинках с резиновой подошвой без шнурков. Его острый взгляд обвел комнату и остановился на громадном как гора Маккейбе. Тот не нуждался в представлении. – «Это честь», – сказал он Кенни, протягивая руку. Затем Гравано повернулся и заговорил со мной и Фитцджеральдом. Раз мы были с Маккейбом, значит все в порядке.
Гравано являлся ключевым свидетелем. Правительство США взяло человека, ложью поднявшегося до вершин мафии, и заставило его рассказать правду, чтобы уничтожить Коза Ностру по обеим сторонам Атлантики. Его жизнь лжеца и убийцы стала жизненно необходимой для поиска правды и правосудия. Когда он закончил сотрудничество, его отпустили жить под программой защиты свидетелей. (Неудивительно, что он снова оказался в тюрьме за новые преступления, совершенные под новой личностью).
Гравано изрядно просветил меня в отношении мафиозной культуры и того, как я уже упоминал ранее, как «жизнь начинается со лжи». Как и киллер сицилийской мафии Франческо Марино Маннойя.
Как и Гравано, Франко Маннойю сбивала с толку система правосудия США. Он не понимал зачем, к примеру, Фитцджеральд и я настаивали на том, чтобы знать обо всех актах насилия, в которые он был вовлечен, прежде чем мы представим его в качестве свидетеля в американском суде. Конечно же, американское законодательство обязывало нас раскрыть информацию, которая может поставить под вопрос надежность нашего свидетеля. Хотя и сбитый с толку, он, по соглашению об иммунитете с итальянским правительством, также должен был сотрудничать с американцами, поэтому детально описал все двадцать пять убийств, в которых лично принимать участие.
Многие мафиозные убийства на Сицилии в 1980-х годах включали в себя завлечение в удаленное место обреченного «человека чести», и удушение его. Мы часами сидели, слушая подробный обыденный рассказ Маннойи о детально проработанных уловках и жестоких последних минутах его работы. Он верил, что удушение, требовавшее помощи четырех других крепких мужчин, являлось благородным способом убийства, в отличие от трусливого использования оружия с расстояния.
Маннойя объяснил нам сложное правило, гласившее, что членам мафии запрещалось напрямую раскрывать себя как членов Коза Ностры. Как и в американской мафии, личность должна была оставаться тайной, и один член мог быть представлен другому члену лишь третьим членом, знавшим их обоих. Это правило против раскрытия однажды сыграло странную роль в двойном убийстве, в котором принимал участие Маннойя.
Он рассказал, как ему вместе с другими членами его мафиозной семьи поручили расследовать некие несанкционированные преступления, произошедшие на территории его семьи. Они исполнительно очертили круг обычных подозреваемых и остановились на двоих людях. Они забрали этих двоих в удаленное место и допросили каждого по отдельности. Даже после использования классических приемов вроде «дилеммы заключенного» – убеждение каждого подозреваемого, что другой собирался впутать его – члены мафии не добились признаний. Две группы допроса посовещались и, по рассказу Маннойи, пришли к выводу, что эти двое преступников в действительности были невиновны в злодеяниях, о которых шла речь. Мы спросили его, что случилось дальше.
– Мы задушили их, – последовал его обыденный ответ.
– Почему?! – воскликнул Пат Фитцджеральд. – Они же были невиновны.
– Потому что своими вопросами мы показали свою принадлежность к Коза Ностре. Мы не могли позволить им жить с этим знанием».
– Так зачем же вы вообще затеяли этот опрос? – вмешался я.
– Я не понимаю, – Маннойя нахмурил обрамлявший грустные глаза безмятежный лоб. – Это наш долг.
Маннойя был первым киллером мафии, вызванным нами для дачи показаний против Джона Гамбино. За ним мы представили еще одного киллера сицилийской мафии, Гаспаре Мутоло, также ставшего сотрудничающим свидетелем. Наши итальянские коллеги прятали его в пустом женском монастыре в итальянской провинции, и, прежде чем он даст свидетельские показания, Фитцджеральд и я, совместно с агентами ФБР, полетели в Рим, чтобы опросить его. Пока мы ели домашнюю пасту, приготовленную для нас этим профессиональным убийцей, Мутоло излагал свою жизнь в качестве «человека чести» Коза Ностры.
Хотел бы я сказать, что чувствовал что-то особенное, находясь в присутствии серийного убийцы, протягивавшего мне чашку с эспрессо в пустом женском монастыре. В фильмах в этот момент на фоне может играть какая-то тревожная музыка или может тускнеть свет. Но ничего этого не было. У зла обычное лицо. Оно смеется, оно плачет, оно отвлекает, оно оправдывает свои действия, оно делает отличную пасту. Эти убийцы были людьми, пересекшими несмываемую черту в человеческом жизненном опыте, умышленно забрав чужие жизни. Все они сочинили свое собственное изложение, чтобы объяснить и оправдать свои убийства. Никто из них не считал себя плохими людьми. И все до единого они говорили одно и то же: первый раз было очень, очень тяжело. После этого, не настолько.