Русский Стамбул
Шрифт:
А в бытность своих встреч с М.И. Кутузовым в Константинополе А.С. Хвостов вместе с Н.А. Пизани стал его близким и надежным помощником.
Бессмысленные препирательства
Русское посольство М.И. Голенищева-Кутузова въехало в Константинополь 26 сентября 1793 года. Как отмечал А.И. Раковский, турецкая столица встретила Кутузова не только со всеми почестями, которые «отвоевал» князь Репнин, но даже еще торжественнее. По этому поводу русский посол писал Екатерине II: «Наружная вежливость министерства оттоманского противу меня и свиты моей превзошла некоторым образом мое чаяние…» Помимо прусского и неаполитанского послов, которые встречали Кутузова еще на последней станции перед Константинополем, на следующий же день по приезде к генералу явился посланник
Михаил Илларионович, помимо султана и великого визиря, завязал также и другие полезные знакомства в Стамбуле с влиятельными людьми в окружении турецкого владыки: с султаншей-матерью — валиде (тур. «большая сила»), подарив ей роскошные подарки, и с очень важным лицом — кызлар-агасы, т. е. «начальником девушек» — наложниц, присматривающим за султанским гаремом, — человеком богатым и имеющим в своем ведении к тому же и личную казну султана.
Когда в посольстве начались приготовления к самой главной церемонии — встрече с великим визирем и к аудиенции у султана, тут-то и возникли затруднения. Дело в том, что «по установленному этикету, — писал Л.И. Раковский, — великий визирь должен был передать от султана русскому послу в подарок соболью шубу. Дорогая шуба и оседланный конь считались самыми почетными наградами султана… Турки настаивали, чтобы Кутузов принимал эту шубу стоя, а Михаил Илларионович отвечал, что в таком случае пусть одновременно с ним встанет с места и сам великий визирь…». Визирь Юсуф-паша не соглашался на такое развитие событий.
Вся эта перепалка напоминала детскую игру, но Кутузов «понимал, что если он проявит даже в такой мелочи уступчивость, турки сочтут это за слабость и постепенно начнут оспаривать пункты самого «вечного» мира. И он твердо стоял на своем. Спор тянулся десять дней…».
Дошло до того, что турки вспомнили князя Репнина, который якобы вставал, когда на него надевали шубу, что сидя надеть шубу невозможно, но Кутузов не уступал. Наконец султан, очевидно, сам устал от бесполезного спора и велел оставить все на усмотрение русского посла. Великий визирь так и передал Кутузову через переводчика, что «убежище мира (т. е. султан) хочет поскорее запереть дверь раздоров».
«Съевшим яблоко раздора»
Утром 29 октября 1793 года, в назначенный день приема у великого визиря, к особняку русского посольства в Пере собралась многочисленная толпа турецких придворных чиновников, рота янычар и музыканты.
А.И. Раковский писал: «Из посольства высыпала парадно одетая свита Кутузова — вплоть до лекарей, официантов и метрдотеля. Обер-квартирмейстер и переводчик вместе с турецким драгоманом забегали по рядам, устанавливая процессию. Когда все заняли свои места, из посольства вышел в парадном генеральском мундире, с лентой через плечо и орденами Михаил Илларионович Кутузов. Мекмандарь усадил посла в «султанский портшез», и процессия двинулась к Золотому Рогу».
Впереди ехали на лошадях и шли турецкие посланники, а за ними «двигалась вперемешку пестрая свита из русских и турецких чиновников и слуг. Русские треуголки перемешивались с высокими смешными шапками османов. Здесь были шапки, похожие на луковицу и на громадный стручок перца. Одни из них напоминали кувшин, опрокинутый горлом вниз, другие — ведро…».
Многоголосое, пестрое, веселое, шумное шествие привлекло внимание жителей Перы и Галаты. Они высыпали из домов посмотреть на торжественное представление. Таким образом вся процессия дошла до пристани, где было уже приготовлено множество лодок-каиков.
«Кутузова посадили в парадный, убранный коврами, четырнадцативесельный каик, — отмечал сочинитель, — а свита разместилась в семидесяти шести простых каиках. Флотилия при пушечном залпе с кораблей быстро пересекла Золотой Рог.
На стамбульском берегу ожидали сто двадцать оседланных лошадей для свиты и роскошно убранный арабский жеребец для посла. Русское посольство направилось к великому визирю, который всегда принимал послов в специальном доме. Кутузов обменялся с визирем приветствиями и вручил ему грамоту царицы, а великий визирь подал русскому послу подарок султана — дорогую соболью шубу…». С шубой — яблоком раздора предварительных споров — Михаил Илларионович «поступил так, что вполне удовлетворил глупое честолюбие турок». Интересно, была это импровизация или хорошо продуманная неожиданность, но манипуляции посла с меховым подарком вызвали полный восторг у его коллег — русских дипломатов: «Он (Кутузов) сидя надел в рукава шубу, а потом поднялся, чтобы оправить ее длинные полы. Он как будто бы и не вставал, но в то же время встал…» Впоследствии в русской колонии в Константинополе родилась шутливая поговорка: лучшее средство избавиться от «яблока раздора» в дипломатии — съесть его. Как сделал это Кутузов…
После этой церемонии все участники русской делегации были приглашены на обед, на котором хозяева угощали восточными сладостями, турецким кофе, шербетом (турецким напитком). Наконец гостей обкурили благовониями, что являлось знаком окончания званого обеда.
Въехал в сераль на вороном арабском скакуне…
На следующий день, 30 октября, состоялась аудиенция у султана, говоря современным языком, должно было состояться вручение верительных грамот нового посланника иностранного государства. Вначале церемония напоминала действо с приемом у верховного визиря. Но отличия начались с того момента, когда русскому послу М.И. Кутузову была предоставлена честь въехать в сераль на вороном арабском скакуне. По обыкновению, в таких случаях иноземные дипломаты и другие приглашенные лица должны были — иногда довольно длительное время! — ожидать, «пока в высокие резные ворота не проедет великий визирь», но, как отмечал Л.И. Раковский, «русскому послу (Кутузову) не пришлось ждать ни минуты: Юсуф-ага на белом коне нарочно подъехал в одно время с Кутузовым к первым воротам. У вторых ворот Кутузов слез. Здесь его ждал драгоман Порты — грек Мурузи…
В диван Кутузов снова вошел одновременно с великим визирем — из двух разных дверей. Они обменялись приветствиями и сели друг против друга». По традиции великий визирь отправил к султану рейс-эфенди с письменным запросом: примет ли султан русского посла? Вернувшийся от султана посланник подтвердил, что турецкий владыка согласен принять русского посла.
Накрыли столы для парадного обеда, по завершении которого все направились в сераль, на аудиенцию к султану. На полпути русского посла ожидала еще одна приятная перемена в султанском этикете: специально для него вместо унизительной «скамьи поварят» для одевания собольей шубы был поставлен богато убранный табурет. Перед входом в покои султана «… посол должен был облачиться в шубу, — писал Л.И. Ваковский. — Для этого ставилась простая скамья, которую турки насмешливо прозвали «скамья поварят». Но, подойдя к скамье, Михаил Илларионович увидал, что рядом с ней стоит табурет, покрытый богатой золотой парчой. Хитрый Мурузи со сладенькой улыбочкой сказал его высокопревосходительству, что этот табурет поставлен по приказу самого султана из особого уважения к Кутузову.
На русского посла надели соболью, крытую золотой парчой шубу, на советника, маршала, секретаря посольства и полковника Барония — горностаевые. Остальным чинам посольства дали парчовые кафтаны. Турки надевали на послов и свиту шубы с длинными рукавами и, вводя к султану, держали послов под руки, чтобы гяуры не смогли напасть на султана. Сопровождавшие русских капиджи-баши не поддерживали никого под руки, а только шли, чуть дотрагиваясь до их рукавов…». И это тоже была одна из побед предшественника Кутузова независимого посла Репнина, не позволившего применять к себе насилие и потребовавшего строить отношения между странами на основе взаимного доверия.
Облаченный в шубу русский посол вошел в великолепно убранную большую залу и поклонился султану Селиму III, сидящему в центре зала на высоком троне. Кутузов заговорил, и султан «внимательно слушал его, кивая головой. Когда русский посол окончил, Селим III что-то громко сказал великому визирю. Драгоман перевел его краткое ответное слово. Кутузов выслушал, поклонился и вышел из залы. Так делал князь Репнин, так повторилось и в этот раз…».
Л.И. Раковский утверждал, что лично сам Кутузов «остался доволен приемом: Селим III принял его с таким почетом, с каким не принимал ни одного иноземного посла. Султан не позволил русскому послу ожидать перед сералем (приезда) великого визиря, он не посадил Кутузова на унизительную «скамью поварят»…». О своем впечатлении от аудиенции у султана он писал в одном из своих писем: «На аудиенции (Селим III) велел делать мне учтивости, каких ни один посол не видел. Дворец его, двор его, наряд придворных, строение и убранство покоев мудрено, странно, церемонии иногда смешны, но все велико, огромно, пышно и почетно. Это трагедия Шекспирова, поэта Мильтона или Одиссея Гомерова…на троне сидит прекрасный человек, лучше всего его двора, одет в сукне, просто, но на чалме огромный солитер с пером и на шубе петлицы бриллиантовые. Обратился несколько ко мне, сделал поклон глазами и показал, кажется, все, что он мне приказывал комплиментов прежде: или я худой физиономист, или он добрый и умный человек. Во время речи моей слушал он со вниманием, часто наклонял голову и, где в конце речи адресуется ему комплимент от меня собственно, наклонился с таким видом, что, кажется, сказал: «Мне очень это приятно, я тебя очень полюбил; мне очень жаль, что не могу с тобой говорить». Вот в каком виде мне представился султан…»