Русский Стамбул
Шрифт:
Выявив в ходе переговоров противников независимости Болгарии, Игнатьев, согласившись на некоторые уступки, добился принятия «проекта-минимум». При этом он умело использовал разногласия между английскими представителями. Границы предполагаемой Болгарии, хотя и разделенной, включали в себя территорию, на которой проживало большинство болгар.
В апреле 1877 года Россия объявила войну Турции, сведя на нет договоренности по поводу Болгарии. Исследователи биографии Игнатьева утверждали: русский посол в Константинополе считал, что этот шаг российскому правительству следовало сделать гораздо раньше, когда Турция не была
Во время русско-турецкой войны Игнатьев находился в свите царя в Румынии, а затем в Болгарии. Военно-политическая обстановка изменилась в пользу России после сражения у Плевны в ноябре 1877 года. Подготовка мирного соглашения с Турцией была поручена Игнатьеву и его коллегам-дипломатам, с чем они блестяще справились.
В феврале 1878 года в Сан-Стефано был подписан мирный договор между Россией и Турцией. Сербия, Черногория и Румыния получили независимость. Болгария, включавшая Македонию, становилась автономным княжеством. Россия получала Южную Бессарабию, а на Кавказе в ее владение отходили города Батум, Карс, Ардаган и Баязет. В 1881 году Игнатьева, отозвав из Константинополя, назначили министром государственных имуществ, а затем министром внутренних дел России, однако в 1882 году произошла его отставка, после чего Николай Павлович занялся общественной деятельностью.
Скандал за ужином
Служба на посту чрезвычайного посла в Стамбуле оказалась на взлете карьеры Н.П. Игнатьева. Именно тогда и повстречался с ним господин С.Н. В начале июня 1865 года, вернувшись из своих странствий в Константинополь, С.Н. получил пригласительный билет на бал к великому визирю Фуад-паше, который должен был состояться на одной из дач главы турецкого правительства, расположенной на азиатском берегу Босфора. Этим балом великий визирь уже несколько лет к ряду праздновал годовщину восшествия на престол султана.
Наряду с господином С.Н. приглашения получили и другие сотрудники посольства. Ровно через неделю они должны были во главе с послом отправиться на прием. Русская делегация была немного расстроена, так как сам султан по причине болезни не смог принять участие в торжествах. Он сильно занемог, отмечал С.Н., очень опасной для восточных стран «гастрической лихорадкой». Однако бал у визиря удался на славу. Приглашенных на праздник было так много, что русские представители, перейдя с парохода в шлюпки, с трудом могли протиснуться среди многочисленных каиков на воде к пристани. Так же много народу было и в самом дворце. Они прошли «сквозь не менее густые толпы военных и полицейских, теснившихся в передних комнатах, в парадную залу, не большую, но изящно убранную роскошною мебелью и дорогими растениями, где прямо против входа, вдоль главной стены, приготовлено было седалище для султана». Оно представляло собой впечатляющее зрелище: три ступени, покрытые ярко-красным сукном, и само кресло — золотое, обитое белым с малиновыми цветами штофом. Над креслом висел небольшой, в золотой рамке портрет султана, написанный масляными красками на полотне, — дань европейской моде. По обеим сторонам стояли караульные гвардейцы, заменившие султанских телохранителей…
Из записей господина С.Н. видно, что во второй половине 60-х годов XIX века на приемах у султана и визиря, наряду с представителями иностранных посольств присутствовали в неимоверном количестве мелкие чиновники и купцы из стамбульских торговых кварталов Галата и Пера, населенных преимущественно европейцами. В связи с этим С.Н. привел курьезный случай, имевший место на этом приеме: «Но решительный скандал вышел за ужином. Г остей было более тысячи того и другого пола, а стол был накрыт в маленькой комнате всего на пятьдесят кувертов. Распорядитель праздника (имевшего вполне официальный характер), обер-церемониймейстер Киамин-бей, с трудом провел к этому столу одних только дам, за которыми следовала голодная толпа танцевавших с ними кавалеров, большею частью приказчиков из контор Галаты и магазинов Перы». С осуждением и стыдом (возможно, среди так называемых кавалеров-«приказчиков» были и наши соотечественники?..) наблюдал господин С.Н. позорную картину, когда мужчины, не стесняясь присутствия дам, втискивались в обеденную комнату и поспешно хватали со стола еду, что кому удавалось… Господи, до чего же знакомая картина современных вечеринок-презентаций с фуршетными застольями, на которых появляются подчас совершенно незнакомые и никем не приглашенные лица, основной целью прихода которых является лихорадочное поглощение яств, гостеприимно приготовленных устроителями мероприятий!.. Правда, господин С.Н. на основании этого случая сделал и еще один вывод: о скудности султанской казны, которая не в силах уже обеспечивать своим гостям роскошные обеды и ужины. Автор отмечал, что большинство приглашенных европейцев «разъехались часа в три утра с пустыми желудками и очень дурными понятиями о восточном гостеприимстве…».
«Магический пароль» стамбульской жизни
По возвращении в Стамбул из очередной командировки господину С.Н. удалось в апреле 1866 года побывать на самой главной церемонии турецкого двора, объединенной с религиозным торжеством и называемой праздником Курбан-байрам. Этот праздник отмечается ровно через четыре месяца после первого байрама, которым кончается мусульманский двадцативосьмидневный пост — Рамазан. Придворное торжество в честь Курбан-байрама возвышало его своей пышностью и оригинальностью над всеми другими праздниками. Зрелищность торжества привлекала к нему внимание как иностранцев, так и самих мусульман.
Входные билеты на двор сераля, где должна была состояться церемония, раздавались за неделю до праздника. Желающие побывать на торжествах должны были получить билет у драгомана русской миссии в Константинополе. Но господин С.Н. обратился к переводчику посольства слишком поздно, когда все билеты были уже розданы. Но С.Н. не отчаялся и решил достать пригласительный билет самостоятельно.
Дело в том, что за время своего длительного пребывания в Стамбуле он успел убедиться, что в Турции «лучшим покровителем и посредником во всех случаях и делах» являлся бакшиш (мзда, равносильно по значению русскому «дать на чай», «на водку» или грубому — «на лапу»). Это был «магический пароль», с которым можно было проникнуть через какие угодно двери. Запасшись таким «паролем», господин С.Н. утром, в четвертом часу, вышел из дома и, несмотря на раннюю пору, раздобыл себе средство для передвижения — лошадь.
Улицы выглядели оживленными и полны толпами народа, который устремился в Стамбул на церемонию, начало которой было намечено на пять часов утра. Пока С.Н. поднимался к холму сераля сквозь еще дымящиеся после недавнего пожара развалины окружавших здание Порты кварталов, к нему неоднократно подходили турки с предложениями купить входные билеты за бакшиш. В основном это были лакеи чиновников Блистательной Порты. Таким образом господа награждали своих слуг за усердие, а те в свою очередь занимались выгодными спекуляциями с билетами, добывая себе дополнительный заработок.
Наконец господин С.Н. купил билет, заплатив за него серебряный меджидиэ (20 пиастров, или около 5 франков), и, предъявив его стоявшей в воротах сераля страже, свободно прошел на первый двор, все пространство которого было уже заполонено военными, лошадьми, толпами праздной публики. Через какое-то время вся эта разношерстная толпа пришла в движение, забили барабаны, загремели литавры, войска взяли на караул, и — показалось султанское шествие. Его открывал сам султан: он ехал шагом, на красивом белом коне, которым не управлял сам, но сидел спокойно, сложив руки и опустив их на седло, покрытое черным, богато вышитым серебром чепраком. Султанского коня вели под уздцы придворные конюхи. Другие служители несли по обеим сторонам около султана золотые курильницы с дымящимися в них благовониями, далее следовали двор и министры, высокие военные чины, шествие замыкал отряд гвардейцев в военно-полевых, походных мундирах…
Султан со своей свитой вошел в мечеть Св. Софии, где провел около часа в молитве. Как отмечал очевидец, в течение всего этого времени публику снабжали другими билетами для входа на внутренний серайский двор через ворота Блаженства, где должно было произойти таинство жертвоприношения. На роль жертвенника был предназначен столик, «покрытый со всех сторон белою, вышитою шелком, глазетовой материей и убранный, сверх того, зеленью и цветами. В качестве жертв были доставлены сюда три красивых, упитанных и тучных барана, одного из которых должен своими руками принести в жертву сам султан. Жертвоприношение совершалось в присутствии лишь немногих избранных, приближенных к султанскому двору свидетелей. Было сделано все, чтобы сокрыть священнодействие жертвования от глаз неверных…