Русский сыщик И. Д. Путилин т. 2

Ивана Дмитриевича Путилина (1830—1893) при жизни называли «гением русского сыска», «русским Пинкертоном и Лекоком», «черным сыщиком», «доморощенным Видоком, обладающим уму непостижимым чутьем гончей собаки»... Сотни раскрытых уголовных преступлений, успешные политические дела (Путилин, например, готовил розыскные

материалы к процессу Н. Г. Чернышевского) — были на счету этого действительно великого сыщика, профессионала высочайшего класса.

И. Д. Путилин родился в небогатой семье коллежского регистратора в Новом Осколе. На обучение в гимназии денег не было, и поэтому, поучившись в реальном училище, мальчик начинает служить в разного рода канцеляриях.

В 1853 г. он экстерном сдает экзамены в Петербургский университет за весь гимназический курс! Диплом дал ему право поступить на службу в полицию.

В 23 года Иван Дмитриевич получает мелкую должность младшего помощника квартального надзирателя на Толкучем рынке (Толкучке).

Путилин начинает свою карьеру столь стремительно, что за смелость и мастерски проведенный розыск его тут же награждают орденом Святого Станислава 3-й степени. Уже через год на его груди засверкал другой орден — Святой Анны. Это было началом головокружительной карьеры! Знаки отличия, почести, чины и звания следуют одни за другими с числом раскрытых Путилиным преступлений.

В 1866 г. тридцатишестилетнему Ивану Дмитриевичу Путилину поручено возглавить сыскную полицию Санкт-Петербурга! Главный сыщик государства Российского провел за эти годы тысячи расследований, по уверениям очевидцев, проводя на службе по 20 часов в сутки. Такой образ жизни заметно расшатал здоровье Путилина, и весной 1889 г. он уходит в отставку в чине тайного советника.

Умирает Иван Дмитриевич осенью 1893 г. Состояния семье он не оставил, а вот нам достались в наследство его воспоминания.

С 1890 и до 1917 г. книги Путилина и книги о Путилине, материалом для которых служили его рукописи, стенограммы судебных процессов, подлинные следственные «дела», газетные публикации, заполнили прилавки книжных магазинов. К писателям, которые добросовестно отнеслись к «творческому наследию» И. Д. Путилина, можно отнести Р. Л. Антропова (псевдоним Роман Добрый) и М. В. Шевлякова. В годы Советской власти книги о гении русского сыска не выходили как раз по причине тех самых «политических дел», которыми он по должности своей занимался.

Дореформенная полиция, по словам Путилина, была курьезна. Иван Дмитриевич знал ее хорошо, так как в ее составе начал свою деятельность. Продолжительное время служил он квартальным в самом бойком — Апраксинском — околотке и долго пребывал под начальством знаменитого Шерстобитова, когда-то наводившего страх и ужас на обывателей своего участка и в особенности на так называемый подпольный элемент. Шерстобитов пользовался славой искусного сыщика, и в уголовной хронике Петербурга имя его занимало видное место...

Нрав всякого полицейского прежних времен был необычайно крут. Будто нарочно, словно на подбор, полиция набиралась из людей грубых, деспотичных, жестоких и непременно тяжелых на руку. В квартале царил самосуд безапелляционный. От пристава до последнего будочника включительно всякий полицейский считал себя «властью» и на основании этого безнаказанно тяготел над обывательским затылком и карманом.

На первых порах своей службы Путилин проявил было гуманное обращение с посетителями «полицейского дома», но своевременно был предупрежден начальством, внушительно заметившим ему:

— Бей, ежели не хочешь быть битым!

Новички недоумевали, но, будучи в небольшом чине, протестовать не осмеливались.

«Начальство» так мотивировало необходимость кулачной расправы:

— Кулак — это вожжи. Распусти их, и лошади выйдут из повиновения. Отмени сегодня кулак, и завтра тебя будет бить первый встречный. Нас только потому и боятся, что мы можем всякому в любое время рыло на сторону свернуть, а не будь этой привилегии — в грош бы нас не стали ценить, тогда как теперь ценят целковыми.

Последняя фраза имеет глубокий смысл. Действительно, в старину обыватели делали оценку полиции денежными знаками. Взяточничество было развито до крайних пределов. Взятки брались открыто, бесцеремонно и почти официально. Без приношения никто не смел появляться в квартале, зная заранее, что даром ему ничего не сделают. Относительно приношений предусмотрительные полицейские придерживались такого мнения:

— Копи денежку на черный день. Служба шаткая, положение скверное, доверия никакого. Уволят, и пропал, коли не будет сбережений. Ведь после полицейской службы никакой другой не найдешь, поэтому заблаговременно и следует запасаться тем, «чем люди живы бывают».

В этом сказывался весь полицейский с неизбежным «черным днем». Свою службу он не осмеливался называть беспорочной и поэтому никогда не рассчитывал на долгодействие своего мундира. Он ежедневно ожидал увольнения, темным пятном ложившегося на всю его жизнь. У отставного полицейского уже не могло быть никакой служебной перспективы. Для него все потеряно, ему не поручат никакой должности, не дадут никакого заработка, инстинктивно опасаясь его.

Всякий рассуждал так: «От такого «искусившегося» человека можно ожидать всего».

Вот какова была репутация всего состава дореформенной полиции, о которой, слава Богу, остались лишь только смутные воспоминания.

Путилин уморительно рассказывал, как в старое время в квартале производился обыск вора, пойманного с поличным.

Являются понятые, потерпевший.

— Ах ты негодяй! — грозно набрасывается на мошенника некий пристав. — Воровать?! Я тебя в остроге сгною!.. В Сибирь законопачу! Каторжной работой замучу! Я тебе покажу!!! Эй, сторожа, — обыскать его.

Ловкие и привычные держиморды с опереточным рвением накидываются на преступника и начинают шарить в его карманах, но после тщательного обыска у заведомого вора не находится ничего. Сторожа успевают искусно перегрузить из его карманов в свои все, что могло бы послужить уликой.