Русский терминатор
Шрифт:
— Но я же вмешался… — возразил Белов неуверенно.
— Вот именно, только ты один и вмешался! — Яна была возбуждена до крайности. — И поэтому ты не имеешь права желать себе смерти! Просто не имеешь права! Ты обязан жить, хотя бы чтоб защищать беззащитных — таких, как я, как Славка! Понимаешь?! — она чуть не плакала.
— Спасибо, Яна… — Север запнулся, его голос дрогнул. — Спасибо, девочка, за твои слова… Они, кажется, придают некий смысл моей дурацкой жизни. А то знаешь… Я уж было совсем впал в отчаяние, — заключил Белов.
— Чудак ты, право… — произнесла девушка задумчиво. — Тебе столько дано от природы, а ты в отчаяние впадаешь… Имея твои возможности, разве можно себе позволить их не использовать? Ведь недаром ты получил свои сверхспособности, верно? Ведь зачем-то же они на тебя свалились? Вот и подумай — зачем.
— И зачем, по-твоему? — осведомился Север.
— Тебе видней, ты сам умный… — повела плечом Яна. — Север! Чем комплексовать и жрать себя, лучше поведай наконец, как ты выжил-то — ну там, на трассе…
— А… — Белов кивнул. — Ладно, продолжаю. Короче, перед ударом о землю я успел сгруппироваться. Упал, что называется, на все четыре лапы. Меня спасло то, что я был в шлеме, — я далеко не всегда его надеваю, — и что не напоролся на какие-нибудь сучья — они проткнули бы меня насквозь. Рухнул я в кусты, которые тоже самортизировали. Считай, повезло. Но без памяти провалялся до рассвета. Очнулся, выглянул из кустов, а на трассе менты — экипаж ГАИ, сиречь ГИБДД. Их, видать, водила грузовика вызвал: понимал, что не виноват он в столкновении, я ведь по встречной полосе пер, вот и решил мужик статью на себя не вешать… а тело мое в темноте не нашел, слава богу… — Белов вздохнул. — А может, водила и не искал меня, чтобы картину происшествия не смазывать, ментов ждал… Короче, лежу я, наблюдаю и вижу: гаишники шофера отпустили, данные его записав, а сами принялись баул мой шмонать — он приторочен был к багажнику мотоцикла. А в бауле моем, помимо прочего, — ствол с патронташем, сто «тонн» баксов налом, паспорт с московской пропиской и записная книжка… Ствол, патроны и бабки в потайном отделении, правда, лежали, но найти их несложно, больно объем велик получился, а менты взялись за шмон уж очень ретиво… Я едва это увидел, сразу понял: делать мне там больше нечего, пора когти рвать. И ползком — в лес, от беды подальше. Теперь в Москву возвращаться нельзя, сама понимаешь…
— Как ты до города добрался?
— Пешком, через лес… Двое суток отлеживался — долбанулся я все же крепко, — а потом ножками, ножками… Направление чуял, что называется, верхним чутьем. Пять дней шел, обходным путем, специально кружил, следы для надежности путал…
— Чем же ты питался?
— Птиц ловил. Силки делал и ловил. Да я вроде легендарного солдата Шуры Македонского: могу питаться тремя финиками в сутки и при этом сохранять боеспособность. Это спортсмен ни на что не годен без хорошей жратвы. Я не спортсмен.
— Спички-то у тебя были?
— Была зажигалка, но она при падении разбилась.
— Но ведь ты разводил костер?
— Ни фига. Пичужек я так харчил, сырыми…
— Ты!.. — Яна захлебнулась дыханием.
— Да, Яночка, да, — усмехнулся Север. — Я приспособлен выживать в любых условиях. Моя подготовка в чем-то даже круче спецназовской. А лес я хорошо знаю — все же бывший егерь…
— Ну ты, Север!.. — девушке не хватало слов. — Подожди… А как тебе удалось не порвать эту свою одежду, которая на тебе? Или она в принципе не рвется?
— Рвется она с трудом, но дело не в этом. Просто поверх нее на мне был дорожный костюм — кожаная куртка, кожаные штаны… Я их потом закопал, когда к городу вышел, — чтобы не светиться. А шлем закопал еще раньше.
— И что ты собирался делать? Ну, если б меня не встретил?
— Не знаю… Бомжевать пока.
— А в Москве у тебя друзей не осталось?
— Я ж тебе говорил… Паша Кузовлев, врач, и его жена Лиза. Но их телефон есть в моей записной книжке, так что к Кузовлевым мне соваться нельзя — их могут замазать укрывательством, а то и соучастием… Менты ведь наверняка проведут баллистическую экспертизу моего ствола, а он паленый, на нем столько трупов висит — не счесть. И плевать, что все трупы бандитские, что я ни разу не обидел ни одного невиновного человека, — менты все равно обязаны посадить меня. Работа у них такая.
— А почему ты ствол не сбросил?
— Держал про запас. Не новый же покупать, если вдруг понадобится.
— Врешь! — заявила Яна убежденно.
— Конечно, вру… — Север вздохнул. — Ствол — это память о ней… Пусть подарила мне его не она, но ствол — это хоть косвенная память…
— О той девушке, нимфоманке? — спросила Яна сочувствующе.
— Да… У меня же ничего от нее не осталось, она забрала все свои личные вещи, когда уходила!.. А наряды, которые я ей покупал, она даже не надевала… и прочими моими подарками практически не пользовалась… Ствол — единственное, что напоминало мне о ней, поскольку он был с нами, пока мы были вместе… — Север смешался и замолчал.
— Ты по-прежнему ее любишь? — голос Яны звучал несмело.
— Нет… Нет! — Север почти кричал. — Она предала меня! Но… — он осекся. — Наверно, я люблю память о ней… О тех двух коротких периодах, когда мы с ней были счастливы…
— Ничего о ней не знаешь?
— Нет. И не хочу знать. Отрезано. Выпьем!
— По последней, — предложила Яна. Вино еще оставалось, но девушка видела: Север хочет спать. Яна и сама чувствовала себя пьяной и усталой.
Выпили.
— Я постелю тебе в моей комнате, — сказала Яна.
— А ты?
— А я лягу на кухне, вон, на диване…
— Ну нет! — возразил Север решительно. — Давай наоборот. И не спорь, пожалуйста! — прикрикнул он, заметив, что она собирается перечить. — Из нас двоих мужик здесь все-таки я!
Глава 11
— Я пришла к тебе с приветом, только ты молчи об этом! — Яна трясла никак не желавшего просыпаться Белова за плечо. — Север! Вставай, солнце мое! Уж за полдень давно! Вставай, со-окол!
Север, лежавший на боку спиной к Яне, наконец резко развернулся к ней лицом.
— Ой, Янка… — он улыбнулся. — Разоспался я… Обычно сплю вполглаза, любой шорох фиксирую, а тут… Хорошо у тебя. Спокойно, как в могиле…
— Н-ну, т-ты порой и пошутишь! — фыркнула Яна возмущенно.
— Да я не в том смысле! — Север спустил ноги на пол, сел. — Я имею в виду, что безопасно. Опасность я всегда чую. А где безопасно — сплю бревно бревном. Расслабляюсь.