Русский вор
Шрифт:
– Володя… Полунин… Вот черт… – Надо же, признали, – усмехнулся Владимир. – А долго вы вспоминали. Я вас так сразу узнал. Вы мало изменились, разве что чуть поседели больше… да полысели.
Полунин улыбнулся, кивнув на обширную лысину Слатковского. Тот, все еще находясь под впечатлением неожиданности встречи, ответил:
– Чего не могу сказать про тебя – ты хоть и не полысел, зато изменился сильно.
– Это точно, – угрюмо согласился Полунин. – В тех местах, где я был, людей переделывают капитально…
Слатковский неуверенно
– Честно говоря, я не ожидал здесь тебя увидеть. Ты давно освободился?
– Это как посмотреть… Если со стороны, то давно, а мне кажется, что весь этот кошмар совсем недавно был, так хорошо я все помню.
Наконец Слатковский, видимо, окончательно придя в себя, сделал шаг вперед и, улыбнувшись, протянул Полунину руку:
– Ну, здравствуй, Володя, очень рад тебя видеть.
Владимир, ответив рукопожатием, на словах был более сдержан:
– Не очень-то я в это верю. Но все равно спасибо на добром слове.
Слатковский, сделав вид, что не заметил последних слов Полунина, спросил:
– Ты здесь работаешь? Кем? Слесарем? Ведь ты был неплохим механиком.
– Не совсем, – ответил Полунин. – Я хозяин этой станции.
– Хозяин! – удивился Слатковский. – Молодец! В бизнес подался. Впрочем, ты ведь на экономиста учился, пока тебя не посадили. Выходит, не зря учился.
– Не зря, – усмехнулся Владимир. – Посадили только вот зря.
Слатковский уже уверенно, с присущей ему вальяжностью сделал несколько шагов туда-сюда, осматривая станцию. Сейчас он выглядел как желанный высокопоставленный гость на территории подведомственного предприятия.
– Значит, это все твое? – уточнил он.
– Угу, мое, – ответил Полунин, – и еще автосалон недалеко отсюда.
– Молодец! – повторил Слатковский. – Честно говоря, я всегда знал, что ты парень крепкий и из любого дерьма выберешься. Я был уверен в тебе, в том, что ты человеком станешь, и поэтому был спокоен, когда тебя замели. Я рад, что не ошибся в тебе.
Слатковский быстро подошел к Владимиру и похлопал его по плечу.
– Как видишь, я тоже кое-чего достиг в этой жизни, – продолжил он, указав на дорогие иномарки, на которых приехал, и ожидающую его охрану. – Так что мы с тобой можем смело смотреть в будущее и не бояться его. Такие, как мы, с любыми невзгодами справятся.
Полунин, выслушав Слатковского, угрюмо посмотрел ему в глаза:
– Это вы хорошо сказали про будущее, только вот встреча со мной для вас… это скорее взгляд в прошлое. Поэтому, наверное, вы меня и вспомнить никак не могли, слишком далеко я там затерялся в минувших годах. Маленький неприятный эпизод в вашей жизни. Такое всегда хочется поскорее забыть и не вспоминать без надобности. Александр Григорьевич тяжело вздохнул, ему не нравился тон и сама тема неожиданно возникшего разговора, и он решил закончить его:
– Вот что, Володя, если честно, то я действительно все это давно забыл. И тебе того же желаю. Столько всяких событий пронеслось за это время, столько всего изменилось. Ты думаешь, мне было легко? Отнюдь нет, но мы же выдюжили, не сломались, поэтому давай смотреть вперед. Давай лучше подумаем о нашем будущем совместном бизнесе. Я уверен, мы с тобой таких дел можем наворотить, на зависть всем нашим врагам.
Слатковский подошел к Полунину и обнял его одной рукой за плечи.
– А кто старое помянет, тому, как говорят, глаз вон, – закончил он свою речь.
Владимир молчал, слегка ссутулившись под лежащей на плече рукой собеседника. Наконец он тихо произнес:
– А кто старое забудет, тому оба глаза.
– Не понял?.. – быстро переспросил Слатковский, немного удивившись.
– Это вторая часть пословицы, – ответил Полунин. – Ее почему-то мало употребляют.
– Ты это к чему? – спросил Слатковский.
Владимир молча освободился от объятий Слатковского и ответил ему:
– Не получится у нас с вами никакого совместного бизнеса. Один раз мы уже работали вместе, и это… слишком печально для меня кончилось. Вы, Александр Григорьевич, партнер ненадежный, если не сказать большего.
Слатковский суровым взглядом оглядел Полунина.
– Да уж, не такой я хотел бы видеть нашу встречу, – произнес он, медленно расставляя слова. – Ну что же, очень жаль.
Он уже было направился к своей машине, как ему на глаза попался старый «Москвич» зеленого цвета, который выкатили из шестого бокса.
Слатковский остановился и с удивлением посмотрел на старую машину.
– Слушай, Вова, – произнес он с радостным удивлением, – а не мой ли это «Москвич»? Тот, который я тебе продал? Ведь он тоже зеленый был…
Полунин не ответил, он лишь угрюмо, почти с ненавистью смотрел на Слатковского.
А тот, не обращая внимания на хозяина станции, устремился к старой машине.
– Он, точно он, – с непонятным для публики восторгом произнес Слатковский, осмотрев «Москвич». – Я его узнал, там на крышке бардачка несколько слов неразборчивых. Это дочь моя Рита, еще будучи маленькой девочкой, нацарапала, а я не углядел.
Он еще раз окинул взглядом машину и, облокотившись на нее, добавил:
– Но в каком хорошем состоянии он у тебя. Покрасил, отрихтовал и вообще намарафетил… Молодец! – Слатковский был очень доволен.
Его большие синие глаза смотрели на Полунина с хитрым прищуром:
– Похоже, что тебе очень дорога эта развалюха. Маленький экспонат твоего музея памяти. А ты, Володя, сентиментален. Надо же так погрязнуть в болоте воспоминаний.
Слатковский вдруг перестал улыбаться и, развернувшись, быстрым и решительным шагом направился к своему автомобилю. Перед тем как сесть в машину, он бросил на Полунина быстрый взгляд и произнес:
– Прощай, Владимир, жаль, что так все получилось. Вряд ли нам стоит еще встречаться. Будь здоров.