Русский вор
Шрифт:
– Молодец, Вовка, – произнес он счастливым голосом и, посмотрев на свою секретаршу, распорядился:
– Ксюха, быстро картонку и бинты, наложишь мне шину на руку, обмотаешь бинтами.
– Времени мало, – ответила с сомнением Ксения, – он же уже ждет.
– Я кому сказал, неси бинты! – заорал на нее Волошин.
Через десять минут Леня уже сидел с перевязанной рукой, которую ему подвесили на полосу бинта.
– Ну вот, теперь можно и пидора принимать.
– Ну а я, пожалуй, пойду, – собрался Полунин.
– Где тебя найти? – спросил его Леонид.
– Я позвоню, как устроюсь. Пока в гостинице, а дальше не знаю.
Владимир сжал плечо Леонида, поскольку рука его была не в рабочем состоянии, и, улыбнувшись, направился к дверям.
– Нет-нет, тебе не туда, – крикнул ему вдогонку Волошин. – Выйди через черный ход. О нем мало кто знает, я его специально здесь сделал, чтобы у меня в приемной народ не встречался. …Когда за Полуниным закрылась дверь, Волошин обратился к Ксении:
– Найди Пепла и сообщи ему, чтоб покопал компромат на судью Капнова и адвоката Евневича. Особенное внимание пусть уделит Капнову. По имеющейся информации, этот старый козел из той же компании, что и наш будущий гость, готовясь к визиту которого я весь перебинтовался.
Ксения сделала пометки в своем блокноте и спросила:
– Ну что, звать Шкаликова?
– Зови, – устало махнул рукой Леня.
Когда секретарша вышла из кабинета, он вслух, словно говоря сам с собой, произнес:
– Ну что ж, кажется, большая игра началась. Посмотрим, чем это все закончится. В любом случае господину Слатковскому я не позавидую. Нет ничего хуже, чем иметь дело со смертельно раненным зверем…
Глава восьмая
В кабинете президента Финком-банка находились двое. Кроме Слатковского, сидевшего за своим рабочим столом, здесь был и вице-президент банка Грушин, который расположился в кресле напротив Слатковского.
Это был мужчина средних лет, худощавого телосложения, с густыми седыми волосами, тщательно зачесанными назад. У Грушина был сильный, с хрипотцой голос, никак не вязавшийся с его тщедушным сложением.
– Александр Григорьевич, на этот раз я категорически против, – убеждал он в чем-то Слатковского. – Положение банка и без того достаточно тяжелое. Мы не можем позволить себе сейчас участвовать даже в мало-мальски сомнительных коммерческих операциях. Я и раньше выражал сомнения по поводу многих сделок, в которых участвовал наш банк. Но сейчас, когда совет директоров избрал меня вице-президентом, я, видя, в сколь непростом положении оказался банк, категорически против этого возражаю.
Слатковский молча вертел в руках дорогую перьевую авторучку. Он то отвинчивал с нее колпачок и рисовал на листе какие-то каракули, то вновь завинчивал.
Выглядел Слатковский усталым и раздраженным.
– А не кажется ли вам, любезный Александр Германович, – произнес в ответ Слатковский, – что в данной ситуации именно высокоприбыльные, хотя и рискованные сделки могут быстро избавить банк от проблем? – Их высокоприбыльность, – парировал Грушин, – никто не может гарантировать. Я ведь даже не видел никаких расчетов, говорящих о прибыльности этих сделок. Насколько я понимаю, никто даже не просчитывал возможный коммерческий риск. Единственное основание, под которое отданы кредиты, так это под ваши личные заверения.
– До сих пор моего слова и моих гарантий было достаточно, – высокомерно сказал Слатковский. – До этого кризиса банк под моим руководством имел устойчивую и надежную репутацию, являясь одним из самых крупных в области. Что же мешает сейчас вам верить в меня?
– Ситуация изменилась, Александр Григорьевич, – ответил Грушин, – слишком многое поставлено на карту. Мы с вами сильно рискуем, и рискуем головой. У нас уже сейчас есть проблемы с выплатой денег. Но ваши предложения лишь заморозят положение банка.
Грушин помолчал, переводя дыхание, и уже более доброжелательным тоном добавил:
– Надеюсь, вы понимаете, Александр Григорьевич, что мои слова никаким образом не направлены против вас. Я по-прежнему ценю и уважаю вас как главу банка. В данном случае речь идет лишь о стратегии руководства банка на нынешнем, кризисном, этапе его развития. Не более того.
– Спасибо на добром слове, – ответил, усмехнувшись, Слатковский. – Я тоже ценю вас, Алексей Германович, и уверен, что мы с вами сработаемся. Сегодня же обдумаю все ваши предложения и приму решение.
Грушин поднялся с кресла.
– Ну что ж, в таком случае я откланиваюсь. У меня и у вас сегодня много дел. Думаю, на этой неделе мы окончательно согласуем свои позиции перед советом директоров.
Грушин вышел из кабинета, и в него сразу вошла секретарша Слатковского:
– В приемной ожидает Багров.
– Приглашай его, – хмуро сказал Слатковский.
Он поднялся, вышел из-за стола и, пройдясь по кабинету, остановился у окна, задумчиво разглядывая городской уличный пейзаж за окном.
Окна его кабинета выходили на одну из самых оживленных улиц города, на проспект Маршала Жукова.
Он не обратил никакого внимания на то, как в кабинет вошел и уселся в кресло моложавый мужчина лет тридцати пяти-сорока, среднего роста, крепкого телосложения. У него было волевое, тщательно выбритое лицо, слегка тронутое оспой.
Наконец банкир повернулся к нему и спросил:
– Ты получил информацию о моем шофере?
– Пока нет, – ответил Багров. – Я раскинул по разным местам зацепки, но пока еще ни одна из них не дала мне никаких результатов. Я допускаю, что ваши подозрения могут оказаться не имеющими под собой никакой основы. Но мы выясним это рано или поздно.
– Что значит рано или поздно?! – вспылил Слатковский. – Мне не надо ни рано, ни поздно, мне надо сейчас. Я не могу себе позволить, чтобы в непосредственной близости от меня работал предатель. Сегодня он завез меня, якобы случайно, к моему врагу, а завтра подложит мне под сиденье машины динамит. Тебя приставили тайно следить за моей безопасностью, вот и занимайся этим как следует.
– Я занимаюсь, но пока ничего криминального в его действиях не нашел, – спокойно ответил Багров. – В конце концов это могло быть случайностью.