Русское солнце
Шрифт:
Скоков смотрел, как снайпер.
— А ваша идея, Юрий Владимирович?
— Совет безопасности? Я все сочинил, Виктор Павлович! Президент меня поддержит, я уверен. Безопасность… в широком смысле, — вы меня понимаете? Меня, скажем, беспокоит Гена Бурбулис, его влияние на Президента. И — правительство. Уж больно они у нас красавцы, Виктор Павлович… значит, красть будут, точно вам говорю.
— Безопасность от… всех, — я понимаю, Юрий Владимирович.
— Пойдемте обедать, Виктор Павлович, — улыбнулся Скоков, — что мы все о делах, о делах…
12
— Ну… — Ельцин уставился на Горбачева, — шта?
— Не
— А што не ясно? — удивился Ельцин. — Вы ж… сидите у меня… значит у вас, понимаешь, какой-то вопрос…
— Я не на прием пришел, — тихо сказал Горбачев.
Кроме обаяния в лице Горбачева всегда было что-то очень злое.
— Если вы хотите, понимаешь, моей любви — уходите в отставку, …и любви… этой… будет столько, что вы задохнетесь, о-б-беш-шаю.
«Задохнетесь от счастья», — хотел сказать Ельцин, но не договорил, полагая, что президентская мысль изложена достаточно ясно.
Интересно все-таки: в отличие от Горбачева, Ельцин никогда не был лидером мирового уровня, — никогда. Но Горбачев тем не менее был (по самой природе своей) временщик, а Ельцин… был царь.
— Судя про проекту, который официально внесла Россия на Госсовет, ты не согласен на конфедерацию государств…
— Где конфедерация, там и федерация, — отрезал Ельцин. — Не пойдет.
— А что, что пойдет? Ради бога, назовем — конфедеративное демократическое государство. В скобках — бывш. СССР. И Президент пусть избирается всем народом, Ельцин — так Ельцин, Горбачев — так Горбачев…
— Президент Ельцин уже, понимашь, Президент, — тяжело сказал Ельцин. — Ему — не надо. А если вы тоже останетесь, это уже не власть, а двоевластие, — чувствуете разницу?
Они глядели друг на друга, и каждый думал о том, как это мерзко — глядеть друг на друга.
— Мы как два магнита, Борис… Николаевич, — тихо начал Горбачев. — Других, значит, притягиваем к себе… всю страну пополам разлупили, а соединиться не умеем, отталкивание идет, сплошное отталкивание…
— Не надо переживать, это я… советую… — Ельцин поднял указательный палец и закусил нижнюю губу. — Армию — России, КГБ — России и не будет, значит, как два магнита… У России ж сейчас даже таможни нет!
— Ну тогда, я скажу, у центра ничего не остается…
— А центр будете вы… с Раисой Максимовной, — засмеялся Ельцин.
Тишина… Такая тишина бывает только в кремлевских кабинетах.
— Я ведь все вижу, — резко сказал Горбачев. — Президент страны нужен в России только для Запада, я ж не нужен в России для России, ситуация неординарная, значит, действовать нужно не рутинным способом, а с учетом уникальности процесса.
Западу, — Горбачев встал и прошелся по кабинету, — Западу нужно, чтобы политика России была бы предсказуемой. Борис Ельцин непредсказуем, у него семь пятниц на неделе, значит, итожим: ты управляешь Россией, пожалуйста, я ж не претендую, а у Горбачева пусть остаются общие функции… как у английской королевы…. но шире: единые Вооруженные силы, МВД, согласованная внешняя политика, единая финансовая система, общий рынок, пограничники и т.д. Все — мне. Остальное — тебе. И это, сам видишь, нормально, я и не к такому повороту готов, со мной, между прочим, можно и нужно разговаривать, — давайте!
«А шта он ходит, — подумал Ельцин, — это ж все-таки мой кабинет!»
Горбачев отодвинул штору и посмотрел в окно.
— У меня ж все нормально с головой, — заключил он.
— Сядьте, пожалуйста, — сказал Ельцин. — А то рябит.
Горбачев присел на подоконник.
— Никаких королев, — твердо сказал Ельцин. — Сейчас — общее соглашение, потом — досрочные президентские выборы. Вы нам надоели, Михаил Сергеевич.
Ельцин округлил глаза и закусил нижнюю губу.
Тоска, которая в последние дни все чаще и чаще мучила Горбачева, приходила сразу, внезапно, как приступ. Иногда ему казалось, что Россия — это такая страна, где человек вообще не может быть счастлив (никто и никогда). Есть же на свете несчастливые страны и несчастливые народы! Вон на Кубе: жрать нечего, а люди с утра до ночи поют, пляшут и на барабанах играют — весь народ! Жизни нет, а счастья — хоть отбавляй! Горбачев вдруг понял, что он у Ельцина в плену. «Князь Игорь, бл…» — мелькнула мысль.
— Я знал, Борис, что ты похеришь наши майские соглашения — знал. Ты правильно… тогда… трусил, что твой Коржаков выдаст сам факт тайных переговоров Горбачева и Ельцина, выдаст обязательно, будь спокоен, не по глупости, так по пьяни. Но: я дал тебе слово, что твой электорат неприкасаем, что для приличия я выдвину Бакатина, тогда как ветеранов, коммунистов и просто шизофреников мы разбавляем Макашовым, Жириновским, он агент Крючкова, Тулеевым, Рыжковым, — пусть жрут друг друга! Коммунисты, ветераны эти… для России страшнее, чем Ельцин. Но извини: если я, Горбачев, привел тебя во власть, значит, не отнекивайся, надо платить! Думаешь, я не знаю, что Бурбулис перед встречей Ельцина и Буша в Норфолке неделю сидел в Штатах и уговаривал американцев не мешать развалу Советского Союза?
— Не было этого! — твердо сказал Ельцин.
— Было! — крикнул Горбачев. — Ты всегда недооценивал Владимира Крючкова! Он потому и на Форос пошел, что в тот момент, когда Коржаков привозил тебя, пьяного, ко мне на дачу, Бурбулис вовсю шептался с американцами! Крючков решил, что это я санкционировал переговоры… А потом начался их торг с тобой, — вот когда, Борис, ты предал Горбачева!
Ельцин молчал. Он действительно ничего не знал о переговорах Бурбулиса.
— И ещё учти, — Горбачев взял себя в руки, — если б мне было нужно, я, уж поверь, давно укрепил бы собственную власть.
— С таким… как Шапошников, вы её укрепите, это факт, — твердо выговорил Ельцин. — Весь мир, я скажу, откроет рты.
— Борис…
— Президент, а… хулиганите, Михаил Сергеевич! — подытожил Ельцин.
Президент СССР открыл бутылку с водой и опрокинул её в стакан.
— Дело, конечно, не мое, — Ельцин прищурился и опять проглотил нижнюю губу, — министр обороны… этот… сейчас, значит, к пресс-конференции готовится. Вот… он изложит, понимаешь, про заговор, какие там… ну условия, что ли, — а мы не вмешиваемся, мы пока подождем…
Горбачев стоял у окна надменный и красивый.
— Хватит, Борис, не ломай комедию. Ты ж за неделю знал о ГКЧП! Знал, что Горбачева должен был заменить Лукьянов!
Ельцин вздрогнул.
Он всегда боялся Горбачева — всегда. Страх перед Горбачевым был у Ельцина в крови. На самом деле Горбачев может и убить: после Успенских дач, когда Ельцин попал в ловушку и был ужасно избит (там, на даче бывшего министра Башилова, двое мужиков из соседней деревни, мирно выпивавших вместе с сестрой-хозяйкой Ириной, которая так нравилась Ельцину, не только поколотили будущего Президента Российской Федерации, но и умудрились, сволочи, искупать его в соседнем пруду), сам Ельцин об этом не забывал.