Русское
Шрифт:
Ходили слухи, будто великий князь Александр Невский готовится отбыть в Орду и умолять хана о снисхождении.
Настали черные времена.
А еще пропал Петр-баскак.
И вправду, в самый день его приезда к Милею явился десятский с вопросом, когда тот последний раз видел Петра.
– Он собирался безотлагательно поехать прямо в Муром, – заверил Милей татарского воина.
Было предпринято тщательное расследование. Татарские власти объехали все деревни между Русским и Муромом и допросили всех от мала до велика. Поскольку последний раз Петра видели
Все было напрасно.
Поздней осенью подозрения в конце концов пали на маленькую деревушку на Оке, где крестьяне летом взбунтовались против мытарей, но не было никаких доказательств, что Петр хотя бы заезжал туда. Он словно бы исчез с лица земли.
На четвертый день после своего возвращения Милей решился на великий обман.
Он вынашивал эту ложь с тех пор, как вернулся в Муром. Более того, он подозревал, что рано или поздно ему могут предъявить обвинения в убийстве татарина. Однако, поскольку он мог доказать, что весь тот день провел в деревне, не делая ничего предосудительного, он осмелел и решил рискнуть.
Он просто не мог противиться искушению.
Поэтому, когда к нему приехал сын Петра и вежливо спросил, не покупал ли у него отец землю под монастырь, Милей покачал головой:
– Увы, нет. Место не пришлось ему по вкусу. Жаль, – добавил он, спокойно глядя на молодого человека. – Я был бы рад, если бы он согласился.
– Значит, деньги он тебе не передавал?
Милей покачал головой:
– Ни гроша.
Против него не было никаких доказательств. Если они когда-нибудь и найдут тело татарина, то едва ли будут рассчитывать, что при нем окажется кошель с деньгами. И как же ему посчастливилось, что он не составил купчую крепость на землю, никто ничего не докажет!
Сын Петра уехал. Ему ничего более не оставалось, разве что назвать боярина лжецом.
Спустя неделю на деньги, якобы полученные от продажи земель под Муромом, Милей купил у великого князя еще один участок чернозема в Русском.
Удача ему улыбнулась.
Пути Господни неисповедимы.
Весной следующего года, еще до того, как растаял снег, боярин Милей отправился в свое имение Русское.
Стоя у себя на крыльце и обводя взглядом широко раскинувшуюся местность, он в первую очередь заметил плодородную землю за рекой. А теперь вся она, протянувшаяся на несколько верст к северу от Грязного, принадлежала ему.
Он рано приехал в деревню, поскольку были у него большие планы.
Предварительно он купил нескольких рабов у мусульман-мытарей. Безусловно, некоторых из них обратили в рабство незаконно, за то, что они не сумели заплатить всю требуемую дань. Но едва ли кто-то станет беспокоиться из-за этого здесь. К тому же они были добрые славяне, работящие смерды, именно такие ему всегда и требовались.
Новые рабы должны были прибыть в Русское в начале лета.
Нашлись и поселенцы. Он собирался отдать в кортому часть своих новоприобретенных земель и сумел залучить к себе три семьи, разоренные новыми налогами; люди были только рады получить
«В целом татары были ко мне добры», – с усмешкой подумал он.
В первое воскресенье апреля началась оттепель.
Каждый день на голубом небе светило теплое солнце. Вскоре, по мере того как стала обнажаться из-под снега земля, рядом с тоненькими бурыми ручейками начали появляться огромные откосы серой слякоти. На реке, там, где истончился лед, кое-где показались бурые и зеленоватые грязные участки.
В среду на той неделе, оглядывая местность с крыльца, он заметил маленькие черные проталины – холмики плодородного чернозема, пробивающиеся из-под снега на восточном берегу реки.
И тут, когда он переступал порог, боярину Милею показалось, будто кто-то вонзил ему нож в сердце.
Он замер, прижав руку к груди. Но не могло же сердце у него отказать, он еще не настолько стар. Он сделал глубокий вдох, но не почувствовал боли, да и дышал вполне свободно. Он посмотрел на руки: не посинели ли кончики его пальцев, как бывает при сердечных недугах? Но все было как всегда.
Боярин осторожно вышел со двора, поплотнее запахнув меховую шубу, хотя на улице было тепло. Более ничего странного с ним не случилось. Он обошел деревню и отправился к старосте.
Староста собирался за реку, и Милей решил отправиться с ним. Они с грехом пополам перебрались на другой берег в маленькой лодке-долбленке. Тут-то и произошло что-то странное. Едва Милей ступил на восточный берег, как ноги словно бы охватило пламя. Он сделал еще шаг, другой – и вскрикнул от боли.
– Что с тобой, господин? – Старый управитель изумленно смотрел на него.
Милей в ужасе уставился на свои ступни:
– Точно огнем объяло… когда я из лодки вышел… У тебя ноги не болят?
– Нет, боярин.
Он попытался было сделать еще шаг, но его пронзила столь невыносимая боль, что дальше идти он не смог.
– Возвращаемся, – простонал он, и озадаченному управителю пришлось перевезти его на лодке обратно.
Чрезвычайно встревоженный вернулся боярин домой. Там он осмотрел свои ноги. Все было как всегда.
Вечером того же дня он снова вышел во двор и бросил взгляд на противоположный берег, и тут ощутил словно ужасный удар в грудь, так что от невыносимой боли колени его подогнулись и ему пришлось схватиться за дверной косяк, чтобы не упасть.
Такой же приступ случился у него и на следующий день. И еще через день. Он не мог переступить порог собственного дома, не мог ступить на землю за рекой.
И причина этой лютой хвори была ему известна.
– Это все татарин, чтоб его! – пробормотал Милей. – Он вернулся меня мучить.
На самом деле его догадка была куда вернее, чем он сам предполагал.
Он и вообразить не мог, что однажды прошлой осенью, темной, беззвездной ночью, Пургас-мордвин прокрался к его пустому дому, ловко и искусно вскрыл доски на пороге у входа и похоронил под ним, на глубине двух локтей, голову Петра-татарина так, что, входя и выходя, Милей непременно на нее наступал.