Русуданиани
Шрифт:
«Эх, жаждущий доброй вести от нас, вместо нее доложу тебе словами ужасными о делах, ввергающих в трепет! Не в силах мой язык высказать всего, страдания не дают мне вздохнуть, пламя печали смертельно ранит мое сердце, и палящий огонь сжигает мои внутренности. Обрушилась на нас кара, которой не избежать, — безвременная смерть. Где увидишь ныне глаза без слез, лицо не пожелтевшее, трапезу без печали, блаженство не омраченное?! Где, в какой стране не горюют, в каких краях не стенают?!
Теперь доложу вам, о чем послание мое, о чьей кончине сообщаю вам. Ой, прародители мои, не знавшие до моего рождения недостатка в веселье, не ведавшие горя, а после моего появления на свет исполненные печали, лишенные радости, а ныне, в пору дряхлости и немощи, навечно ввергнутые в печаль сим письмом. О горе милостивой родительнице моей и вашей дочери, царице, нрава безущербного, взращенной с младенческих лет в холе и неге! […] Горе мне, видевшему своими глазами, как душа ее, верующая в Христа, отлетела от тела, как спутались ее густые волосы, умащенные мускусом, уложенные пышными локонами,
77
Негры, вокруг на страже стоявшие, сгинули в слепой пучине — метафорическое обозначение ресниц, окружавших глаза.
78
Иеремия — библейский пророк.
79
Манасе (грузинская форма от Манассии) — библейский персонаж; иудейский царь, известный тем, что жестоко преследовал
«пророков» и восстановил идолопоклонство. Был взят в плен царем Ассаргадоном и отвезен в Вавилон.
80
Иаков — библейский персонаж, отец Иосифа Прекрасного.
81
Петр — библейский пророк, ученик Христа.
82
Как ниневийцы — имеются в виду жители столицы Ассирии Ниневии, которые, по библейскому преданию, поверили предсказанию пророка Ионы о том, что Ниневия должна быть разрушена через три дня, и в знак покаяния облачились в траур.
Это послание завернули в траурную ткань, и поехали гонцы, облаченные в черное, с обритыми головами, к родителям Русудан. Пока Придон и его приближенные здесь пребывали в трауре, там, получив известие о затмении солнца и о том, что Рак поглотил безоблачную луну, Аитвимиане, словно разъяренный лев, принялся терзать свое тело, рвать волосы и смоляную бороду. Три дня и три ночи лежала мать Русудан, от горя лишившаяся рассудка, неподвижно, как камень. Придя в себя, она зубами раздирала свою плоть и горько причитала с утра до ночи: «Горе мне, дитя мое горемычное, моей рукой убитое, на чужбину закинутое, любимому супругу себя пожертвовавшее, в разлуке с ним погибшее, не удостоившееся даже того, чтобы он оплакал тебя! Каково тебе в земле сырой? О дочь моя, нежному твоему телу была в тягость тонкая сорочка, как же лежишь ты под тяжелым камнем, как дружишь с могилой? Как засыпала земля лик твой, подобный раю? Как загубила могила уста и зубы твои, что были как рубин и жемчуг? Неужто смерть погасила твой светлый разум, заставила умолкнуть сладостную речь? О Русудан! Нет сил у меня пройти тот длинный путь, что разделяет нас, чтобы узнать, как приласкала тебя сырая земля! Дочь моя возлюбленная, одной минуты не могла ты прожить без прогулки
Так причитала [мать Русудан], била себя по лицу и голове, рвала свои волосы и пускала их по ветру: «Ветер! Взгляни на меня и разнеси повсюду горькую весть, лети к моим сыновьям, зенице ока моего, жизни моей, скажи им; «Небо разверзлось, и огонь обрушился на нас, сжег нас с домом и кровом. Ворвалась смерть-волчица, похитила ясную зарю Русудан и обратила праздничные палаты в траурные. Где вы в этот черный день, в пору испытаний, отчего не тешите сестру своими сказами? Дети мои! Отвернулась судьба от ваших родителей, прежде счастливыми почитавшихся, лишились они любимой Русудан».
Много дней так горевали они. После, палимая безжалостным пламенем, сетующая на жизнь, сказала мать Русудан: «Дочь моя умерла от тоски по своему супругу, я теперь сгораю от горя, а Манучар, сидя на престоле, радуется. Не быть тому! Как я погибла — и душой и телом, так и его пусть сожжет весть о смерти моей Русудан». Велела она принести одежды Русудан, когда-то виденные Манучаром, и написала своей кровью короткое письмо: «Манучар, прежде любимый мной пуще родного сына, а ныне спаливший меня жестоким огнем! Потеряла я цветок твой любимый и желанный, тосковавший по тебе, утешение моей старости, украшение моей жизни. Небо и твердь земная с гневом обрушились на меня!»
Дала царица письмо скороходу и наказала: «Пока не прибудешь к Манучару, ни днем не отдыхай, ни ночью. Как придешь, не робей — спит он или бодрствует, отдыхает или пирует, иди прямо к нему и ни одной живой душе не говори ни слова, пока не отдашь ему это письмо, а после возвращайся сюда не мешкая!»
Пошел гонец и вскоре прибыл к Манучару. Было это утром, когда тот только поднялся ото сна, оделся и сидел у себя один. Ни у кого не спрашивая, ибо людям Аптвимиане дозволено было входить к Манучару свободно, гонец проник в его покои, упал перед ним на колени, развернул свой узел, вручил письмо и тотчас вышел. Как прочел Манучар письмо, как увидел благоуханную одежду своей погубительницы, всплеснул руками, сбросил венец с головы, упал с престола наземь, разорвал ворот, обагрил грудь кровью и вскричал громким голосом: «О злоязычные и безжалостные! Что это вы сообщили мне? О колючки и шипы бесовские! Отчего на расцветшую розу пролили вы отраву вместо небесной росы? Отчего произнесли речи темные и мрачные? Как язык и сердце вам подчинились, когда вы писали это письмо, как не сжалились вы надо мною, бедным изгнанником, лишенным райского сада, одиноким соловьем, тоскующим без розы? Пусть бог даст вам ответ за то, что вы сообщили мне столь злую весть и жизнь мою сровняли с землей!»
Сказал так [Манучар], задрожал, снова пал наземь и лишился чувств, походил он на столетнего покойника. Два дня не приходил он в сознание. Очнувшись, он вскочил как безумный и ворвался к тому грозному правителю. Налетел на могучего государя, словно на своего раба, и вскричал: «О худородный и неверный, недостойный престола, посрамляющий царскую честь! Все беды мои — от тебя, ты виноват, что умерла моя Русудан, душу мою утешавшая, украшавшая землю! Не дозволил ты мне увидеть ее живую, и, мертвая, унесла она с собой свою тоску. Подобно тому как ты оставил меня жаждущим лицезрения ее и навеки разлучил нас, я лишу тебя престола и сию же минуту снесу твою голову с плеч!»
Поразился владыка таким речам и поведению Манучара и не нашелся, что ответить. Увидев, что Манучар намеревается убить его, подбежали визири и вельможи, схватили безумца и хотели предать смерти. Мечтая о кончине, Манучар не сопротивлялся, думая, что государь не простит его поступка и все едино убьет. Вывели Манучара за дверь, собрались казнить, но тут смягчилось сердце властителя, пролил он слезы и молвил: «Поглядите, как любили они друг друга! Смерть жены ввергла его в такое безумие, что не признал он меня и грозил мне смертью, словно своему рабу. Приведите сюда Манучара, пленника любви, не причиняйте ему зла. Не его вина: когда человека опаляет любовь, он не боится ни царя, ни бога». Когда подвели к нему Манучара, он обратился к нему с такими речами: «Я любил тебя и потому не хотел с тобой расставаться. Ныне я очень огорчен смертью твоей супруги и твоим отчаянием. Если хочешь, возвращайся к себе». Но снова Манучар ответил царю упреком: «О жестокосердный! Пока жива была зеница моего ока, ты не отпускал меня. А теперь пусть и твой очаг будет разорен, подобно моему! Облака родины моей ныне мне так же противны, как и твой лик. И не дай господь, чтоб ногой попирал я ту землю, которая укрыла мою Русудан!» Сказав это, Манучар снова упал и лишился чувств.
Сжалился над ним властитель и промолвил: «Его сжигает такой огонь, что мы не в силах его погасить, разве только смерть поможет ему. Но смерть от нашей руки была бы несправедливой. Сам он свой убийца, не останется он в живых. А если и останется, то от него нам пользы не будет, отправим его на родину. Если умрет в дороге, пусть доставят его мертвым, если выживет, пусть идет, не смейте лишать его жизни, дабы не усугублять наши грехи». Уложили бесчувственного Манучара на носилки, собрали все его имущество и отправили в путь.
Целую неделю несли его, он разве только чуть дышал, а других признаков жизни не обнаруживал. Через неделю он ожил, но разум не возвратился к нему. С горем пополам довезли его до родных краев. Манучар все же обрел радость, возвратившись в свое отечество, вырвавшись из плена, повидав сыновей и дочерей, а Русудан, из-за него денно и нощно лившая слезы, себя ему пожертвовавшая, сгинула с лица земли, будто и не существовала никогда!
Поглядите, как коварен этот мир, как изменчив он: то беды, то радости доставляет людям, но не насытится он никогда материнскими страданиями, не даст вдоволь насладиться радостью и горе и радость напоит отравой.