Русуданиани
Шрифт:
И еще обратился Зав к сыну: «Я затем заставил возвести этот дворец, чтобы горе мое и радость, благодеяние и злодеяние, свершенные в юности или в старости, — все сохранилось в нем. Сделал я это для того, чтобы имя мое не сгинуло и добытое мною не пропало даром, пригодилось бы тебе. Если наступит пора испытаний, вспомнишь пережитое мною и скажешь тогда: «Что удивительного, ведь и отец мой тоже видел много бед и радостей». А если бог пошлет тебе удачу, тоже вспомни, как я пировал и утешался. А если будет и горя и радости в меру, и тогда не забывай меня и года не пропускай, чтобы не устроить трапезы в память обо мне. А если встретишь ты чужеземца, который меня не знает и обо мне не слышал, расскажи ему о моей жизни. Таково правило этого мира: ни великого не щадит, ни малого. Ни юношей не гнушается, ни старцем, и сильного не боится, и бедным не пренебрегает.
Сегодня исполнились дни мои, и ложусь я на вечный одр и не встану до судного дня».
Кончилось пиршество самое пышное, и каждый пошел к себе.
Когда рассвело и я вышел из дому, поглядел: крепость и город, сад и дворец, престол и венец, придворные и знать были похожи на
24
Магриб и Машрик — Запад и Восток.
Говорили они такие слова, что зажигали огнем всех, кто слушал и видел, но плач визиря и голос его достигали неба, и горе его потрясало людей. Прошли мы город с великим трудом и добрались туда, где сидел царевич Манучар, погруженный в горе, без венца и престола, простоволосый, бил себя по голове, посыпая власы пеплом. Вокруг него толпились придворные, плачущие кровавыми слезами, с расцарапанными щеками. Повели меня в один огромный зал, сидели там близкие усопших, и лежали на одре том царь с царицей, над ними реяли ангелы и возносили в небеса их блистающие души. Между ними сидел сын их Манучар, с разорванным воротом, залитый кровью, с разбитой главой. Одной рукой он держал руку своего отца, а другой — руку матери и обе руки прижимал к своему лицу. Рядом с царицей сидел также любимый брат ее Навшадур и рвал на себе власы и бороду, в изорванной одежде, лил он кровавые слезы и прижимался к груди своей сестры. У ног царя сидели три государя, залитые кровью, не видны были их сияющие лики, а вырванные власы лежали горой.
За ними возвышался до небес купол из драгоценных камней. Под тем куполом стояла усыпальница царя, выложенная из золотых плит, на ней возвышался изумрудный престол, вокруг обведенный барьером из алого яхонта. Внутри лежала постель, расшитая драгоценными камнями и жемчугами, подобающая царям. Венцы сиянием своим затмевали солнечный свет. По правую сторону лежали одежды царицы и украшения, стояли знатные женщины с распущенными волосами, сжигаемые огнем горя; по левую — драгоценные доспехи царя, безжалостно поломанные, стояли расседланные кони, осиротевшие слуги. Вокруг гробницы сидели приближенные царя, бия себя по голове, кровью залитые. Плач и причитания каждого написаны были рядом. Во главе сидел царь Манучар.
Написано было так: «В печаль погруженный, с жизнью-бытием распрощавшийся, радости ниоткуда не ожидающий, огнем нестерпимым опаленный, гневом божьим развеянный в прах, за грехи мои несчетные справедливо покаранный, до смерти низринутый в ад, готовый сгореть в геенне огненной, черным вихрем подхваченный и безжалостно на землю повергнутый, со всех четырех концов небесного свода в бездну сорвавшийся и в слезах вечных пребывающий, с престолом и венцом павшими, со скипетром и порфирой сгинувшими, с городами и крепостями разоренными, с пиршеством, в трапезу поминальную превращенным, с благодатью исчерпанной, с горем горьким неиссякаемым, с тоской-печалью не развеянной, мечом обоюдоострым в самое сердце раненный, не ожидающий впредь ни веселья, ни утех, сиротой оставшийся, имя свое утерявший, недостойный даже рабом их называться, оплакивает сын их Манучар.
Оплакивает тех, кого неумолчно оплакивать следует, и скорбит о том, о чем скорбеть следует бесконечно; о том, кто был милостив ко мне, как господь, а ныне покинул меня безжалостно; о том, кто направлял десницу мою, а ныне превратил в жаждущего утешения; о том, кто взрастил меня в благородстве и внушил мне отвагу, а ныне лишил своей поддержки; о том, кто выделял меня среди моих сверстников и достойнейших друзей, а теперь с землей сровнял; о том, кто ранее весельем и радостью наполнял меня, а ныне обволок горем и печалью.
Оплакиваю я того, кем гордился и на кого уповал, того, кто защищал вдов и сирот, ночи напролет бдел в молитвах и жертвовал собой ради христианской веры. О горе мне!
Того оплакиваю я, кто был всех рыцарей доблестнее и славнее, знатнее и блистательнее; того, кто в дни своей зрелости один со многими ратями справлялся, не имел себе равных среди игроков в мяч и не знал поражений на ристалище; того, кто в стрельбе из лука и скачках был первым; рыцаря, не имевшего себе равных, ловкого, как канатоходец, широкоплечего и крепкорукого, станом кипарису и льву подобного, сильных и могущественных врагов разившего и к ногам своим их повергавшего; самоотверженного в дружбе, не терпевшего разлуки с побратимом; неутомимого в пиру, радости и щедрости; подданных своих, как детей родных, взрастившего и по-братски их любившего; того, кто почести оказывал верным и гнев обрушивал на изменников; кто дарил добро и истреблял в мире зло; того, кто украшал престол и корону и являлся венцом всех государей; душу мою и жизнь до неба
25
Афинский художник — имеется в виду византийский художник; мастер, превосходно владеющий своим искусством.
Любила она роскошные наряды, а ныне облачила меня в траурные лохмотья и ввергла во мрак; любила она мое пение и веселье, а ныне наполнила меня печалью и стоном; ежечасно желала она созерцать меня, а ныне заставила меня тщетно жаждать встречи с ней; та, которая должна была оплакать меня, покинула меня не оплаканного.
Что мне теперь делать, ими оставленному, своим горем разжалобившему врагов!»
С ним сидела старшая сестра Зава, и написано было так:
То лежала она, словно мертвец бездыханный, то металась, как безумная, прислужницы держали ее и не могли удержать.
Сидела Арзут на месте, отведенном для скорбящей родни, страшно исхудавшая, в изорванной одежде, с растерзанными волосами, обагренная кровью: из трех источников извергались кровавые потоки — два из глаз и один из груди, словно быстро несущийся багряный поток, и возглашала она: «О муж, льву подобный и непобедимый, кипарис, выросший в Эдеме, райская роза, пышная и ароматная, негасимый свет моих очей, неистощимая радость моего сердца! О ты, оказывавший мне почести, которых я была недостойна, а ныне безжалостно огнем палящий, брат мой! Не только брат, но бог мой, до небес возвысившийся государь, повелитель суши, славный и доблестный, гордость царей Зав! Где теперь стройный твой стан, волосы твои черные, ровно сложенные над хрустальным столпом [шеи твоей], где крепость и мощь твоих дланей и свет, подобный солнцу? Как смогла земля укрыть твою главу, облаков достигающую, как стерла всеми признанное славное имя твое? Что делать отныне мне, если солнце померкло для меня? [Что делать] мне — небу, громом расколотому, ладье, бурным морем поглощенной, сердцу, безжалостным мечом рассеченному, неизлечимым недугом пораженной, лишившейся бальзама целительного, за грехи мои справедливо покаранной, родителями брошенной, близкими не оплаканной; не только брата славного и невестку потеряла я и с обоими в этом мире распростилась, но и сама жизнь мне опостылела! Если бы кто смилостивился надо мной, камнями бы закидал меня, мертвую, в землю не опущенную, отданную воронью на поживу, псам на съедение! Недостойная прислуживать брату своему, но отмеченная его любовью, развеянная в прах — от лика до имени — как сестра его Арзут отныне будет взирать на солнце или на престол китайский без царя Зава? Как услышит она имя государево? Зачем мне тогда очи мои?» Обе руки погрузила она в глаза и так вынула их. Ослепленная, то сидела во мраке, то кидалась в огонь. Удивительные поступки совершала эта сестра, которые языком не опишешь и сердцем не придумаешь. Все это было изображено в картинах.
Рядом сидела Ардух, индийская царица, младшая сестра Зава, и написано было так:
«О горе мне, познавшей вкус горечи, ибо донесся до меня свыше грозный глас и явился мне ангел карающий, чтобы истребить меня и разрушить мой дом, поразил он меня мечом безжалостным, ослепил мои глаза, отнял радость в этом мире, оставил меня незрячей, лишенной воспитателя и наставника моего, возвысившего и возвеличившего меня, не имевшего себе подобных, несравненного, прославившегося от горизонта до горизонта, победившего во многих сражениях могучих воителей. Лишился мир всадника, Ахиллесу [26] подобного, лучника меткого, Мосимаху [27] равного, зверя без промаха бьющего, подобно Тариелу [28] по свету скитавшегося, словно Автандил [29] на помощь другу приходящего и в братстве верного. Брат мой Зав был крепче алмаза, дэвов истреблял, как Ростом [30] , всю землю покорил, подобно Александру Македонскому, мудростью своей сравнялся он с Соломоном [31] , справедлив был, как царь Нушреван [32] , красотой превосходил Иосифа [33] , оставил он меня бедную, без надежды и помощи.
26
Ахиллес — герой поэмы Гомера «Илиада».
27
Мосимах — витязь в войске Александра Македонского, известный своей меткой стрельбой из лука.
28
Тариел — герой поэмы Руставели «Витязь в барсовой шкуре».
29
Автандил — герой той же поэмы.
30
Ростом — герой поэмы Фирдоуси «Шах-наме», богатырь, известный своей силой.
31
Соломон — царь Израильско-иудейского царства (X в. до н. э.), наделенный, согласно библейской традиции, необычайной мудростью.
32
Нушреван (Нуширван) — сасанидский царь Хосров I Ануширван (531–579), по преданию отличавшийся справедливостью.
33
Иосиф — библейский персонаж; Иосиф Прекрасный — герой многочисленных восточных версий поэмы «Иосиф и Зулейха».