RUтопия
Шрифт:
Главный герой поначалу шокирован некоторыми особенностями этого счастья — к примеру, принципиальной неграмотностью друзей, или отсутствием у них вкуса к самостоятельному творчеству — но под логичными доводами Эзрара все более восхищается гениальностью этого замысла. И в финале… внезапно просыпается
под серым небом, опять среди противных людей — алчных, грубых, глупых, бессердечных людей. Опять войска, фабрики, проценты, кабаки, школы, грубый рабочий, бьющий спьяна своих детей, тонкий вельможа, продающий свою совесть, честный труд до седьмого пота, бедный ученый в затхлой атмосфере лаборатории… Опять ужас смерти неизбежной,
И разочарованно восклицает:
О, люди, люди! О безумные, о несчастные люди, неужели вы никогда не осуществите мой сон?!
Автор, наверное, пришел бы в еще больший ужас, увидев современное издание своей книги, [57] в аннотации к которой — несмотря на его ясную позицию — его сказка названа «антиутопией»…
Сказка Мережковского может показаться «антиутопией» только невнимательному взгляду, возникающему обычно не от собственной интуиции, а на основе исторических стереотипов. И действительно, в этом проекте тотальной антропологической революции есть нечто внешне схожее с нацистскими опытами по выведению «чистой арийской расы». (-> 1–2) Однако нацистам вряд ли пришлись бы по вкусу личные предпочтения автора, создавшего своих друзей на основе самых разных народов, и в особенности славянских и средиземноморских.
57
Мережковский К.С. Рай земной или Сон в зимнюю ночь. — М., Приор, 2001.
Так же далеко отстоит эта неоантропологическая утопия и от коммунистической идеологии «воспитания нового человека». Любопытно, что эта книга была впервые издана в 1903 году — том самом, когда Ленин создал большевистскую партию. Однако в ней уже содержалось пророчество о судьбах «мирового социализма». Столь точно описать весь будущий век в прошедшем времени действительно может только пророк:
Были ли счастливы социалисты? На очень короткое время в период всеобщего энтузиазма воцарилось подобие счастья, его мираж, но энтузиазм скоро остыл, и пошли опять прежние распри и раздоры…
В начале XXI века становится все яснее, что эта трехчастная социальная модель выглядит куда более устойчивой и эффективной, чем антиутопические эксперименты века минувшего. Коммунисты, образно говоря, пытались искусственно превратить рабов в друзей, нацисты — насильно сделать всех иноплеменных друзей — рабами. Но и те, и другие потерпели крах — именно потому, что такие массовые трансформации противоречат самой человеческой природе. А «мизантропическая» по отношению к «прежнему человечеству» утопия Мережковского, напротив, как ни странно, оказалась этой природе вполне созвучной!
Сегодня можно наблюдать воплощение этой утопии, происходящее даже без применения евгенических технологий. Общество словно бы само по себе складывается в эту трехчастную модель. Доминирующей кастой становятся друзья, именуемые на общепринятом языке «средним классом». В этой среде подчеркнуто культивируются молодость, подвижность, коммуникабельность. Игра становится характерным стилем жизни — даже работа у них носит игровой оттенок и порою выглядит просто как смена развлечений. Физический возраст здесь постепенно обессмысливается — биологическое время все более проигрывает необходимости поддерживать «молодежный стиль».
Полной стилевой противоположностью
Высшая же каста — покровители, или элита — всегда пребывает в тени от этого яркого контраста между «средним классом» и «населением». Но с другой стороны, обойтись без нее совершенно невозможно. Если друзей и рабов оставить без ее балансирующего присмотра, они либо перебили бы друг друга, либо сами воспроизвели бы куда более жесткую, деспотичную, антиутопическую иерархию — вроде «Повелителя мух» или «Пляжа»…
Главное, что заставляет усомниться в таком уж безоблачном счастье друзей — это полное отсутствие у них вкуса к самостоятельному творчеству. К примеру, они очень любят музыку (-> 2–5) — но только как потребители. Вопрос о собственных проектах и сочинениях вызывает у них искреннее недоумение — зачем тратить на это силы и время? К тому же всякое творчество требует определенного самоуглубления, а оно только отвлекает от всеобщей радости. И когда у одного из друзей вдруг внезапно пробуждается какая-то странная созерцательность, и он ищет уединения — это сразу же делает его «белой вороной».
Впрочем, как оговаривается Эзрар, «они необразованны, но не глупы». Так, после его рассказа о том, что все люди когда-то умели летать, один друг спрашивает его, почему это запрещено ныне. А по твердому мнению покровителя, это привело бы лишь к усложнению жизни и нарушению привычного порядка. Здесь вскрывается противоречивая роль самих покровителей — естественное духовное лидерство в них иногда уступает место сугубо контролирующей функции. А это и есть переход от роли парадоксальных пророков к статусу ортодоксальных жрецов. (-> 2–1) Однако обособленное жречество всегда с неизбежностью вырождается — сам статус начинает подменять собой личность, которая уже ни на что не способна. Чему можно найти массу примеров и в иерархии официальной церкви, и в светских институтах, где «заслуженные профессора» иногда существенно уступают в интеллектуальном развитии своим «глупым студентам».
Утопия превращается в антиутопию, когда утрачивает свою внутреннюю динамику и начинает проповедовать некий статичный порядок как самоцель. В таком случае трансцендентный смысл (т. е. собственно утопическое «счастье») этого порядка попросту исчезает.
Тем не менее, главный герой, за которым здесь прямо слышится собственный голос автора, настаивает:
Мысль, счастье и труд — это три такие элемента, которые несоединимы в одном лице, несовместимы друг с другом, как несоединимы огонь, вода и воздух, и только тогда, когда каждый из них выделился в нечто обособленное и олицетворился: один — в покровителях, другой — в друзьях, третий — в рабах, стало возможным появление на земле счастья в чистом его виде. Насильственно вместе соединенные, они, как огонь, вода и воздух, могли произвести только хаос.