Ружемант 5
Шрифт:
Были ли в спецназе зверолюды? Решил, что поищу ответ на этот вопрос чуть позже.
Ощущение близкой опасности обожгло нутро, словно водка. Отпихнул Инну в сторону, шустро грохнулся об пол. ПП обиженно клацнул крышкой рукояти по линолеуму, но разразился огнем.
Очередь прошла поверх стоящих друг напротив друга кресел.
Тяжелое, разодетое в броню тело загрохотало при падении. Маг наложил заклятья иллюзий не только на проход, но и на людей!
Внутри похолодело: будто кто заведомо знал,
— М-ме-е-е-еу! — В голосе Инны проскочили враждебные нотки. Вражеская стрельба отчаянно ударила в потолок: кошкодевочка увела руку стрелка размашистым ударом. Второй полоснул когтями по броне, но не пробил ее.
— Ах ты тля!
Рушинник подал голос. Нагрудная пластина оказалась испещрена рваными царапинами. Прикладом метил Инне в лицо, но та извернулась. Зашипела от боли — поганец зацепил ей плечо, сшиб наземь подножкой.
И умер — не буду же я смотреть, как кто-то обижает мою кошкодевочку! Безжалостный выстрел, заряженный яростью, швырнул тело поганца, как соломенную куклу.
Почти как в кино…
— Вставай. — Вмиг оказался рядом с ней, протянул руку, рывком поставил на ноги.
На девичьем оголенном плече — гигантская ссадина. Набухал синяк: уже мертвая сволота лупила от души. Захотелось вмазать по нему еще одной очередью — жаль, что уже мертв…
Чародей-рушинник широко раскрыл глаза от удивления: не ждал, что кто-то посмеет ему мешать.
Бейка силилась вырваться из магических захватов, но те паутиной облегали вновь.
— Сгоришь, — мрачно обещал он ей до моего появления. Зло пнул ногой в спину, на лице застыла жестокая ухмылка. Ему нравилось над ней измываться.
— Я сам, — шепнул Инне, чтобы не лезла, та лишь послушно кивнула в ответ. Спусковой крюк не вовремя решило заклинить. ПП через мгновение разразился последней в своей жизни очередью, прежде чем рассыпался в прах.
— Какого черта? — Маг обернулся на шум, я заскрипел зубами. Чародейский щит принял на себя свинцовый шквал, расплющенные пули градом покатились по земле.
Ждать не стал — выпрыгнул на мерзавца, не давая прийти в себя. Щит на нем или не щит, а вот сбить с ног его возможно. Чем и воспользовался.
Ткнул лбом ему в челюсть — что ударил о стену. Маг ухмыльнулся, неведомой силой смахнул меня прочь, будто игрушку. Инну, вынырнувшую из дыма, подхватил магическим захватом.
— Драная кошка! Я спалю ее на твоих глазах!
— М-мяу! Мр-ряу! — Кошачьи лапы беспомощно месили воздух. Издевался: Инне не хватало сантиметров, чтобы полоснуть по его мерзкой харе. А даже если бы достала…
У меня помутилось перед глазами: боль от попытки выбить поганцу череп путала мысли, не давала думать.
Вместо Бейки увидел желейное чудовище. Оружие из тысячи стволов, десятка прицелов.
Вместо чародея видел изящество снайперской винтовки, легкость пистолета, убойную мощь гранатомета.
Из него можно сделать оружие? Не знал и не думал, но потянулся. Не руками — волей.
— Ты!.. — Всполошенный чародей прищурился, испуганно исторг только одно: — Ты?..
Я набросился на него, словно одичавший зверь. Опомнившийся маг наотмашь стеганул чародейской плетью.
Это он напрасно: я ничего не почувствовал. Прижал его лапами, протащил по полу. Вместо рта у меня полная патронов пасть. Пули зубов вгрызлись в щит: всего лишь шестнадцатый уровень. Как тебе понравится безжалостный выстрел? Тысяча безжалостных выстрелов!
Чародей отчаянно, по-девичьи взвизгнул, когда с хрустом хрупнула магическая защита. Боль ему не нравилась.
— Отвянь! Сгинь! — Какую бы цель ему ни доверили, сейчас он жаждал лишь спасения.
Поздно…
Глава 8
Их восемь. Маленькие, большие. Низкие, высокие. Одухотворенные и не очень.
Глядя на них, чувствовал, как во мне просыпается молодость. Крепкотелые, юные, наивные — каждая из них грезила войной.
Бесконечно глупые, не вняли моим отговорам.
Помню, как кричал, захлебываясь собственной злостью. Говорил: там, за теми холмами, чуть дальше развалин, головорезы. Голодные до крови, наживы и власти. Как только они придут, пощады не будет! Станут насиловать, измываться, обратят в игрушки, утеху похоти.
Их не пугали перспективы, фантазия изменяла, не желая выдумывать новые страшилки.
Первый бой дался им нелегко. Словно призрак войны, я метался от одной позиции к другой. Верная не умела стрелять как следует, кто выдал ей автомат и направил сюда? Лучше всех показали себя Молчунья и Остроглазая: словно были рождены для этой работы.
После второго боя понял, что мне не их не спасти.
Говорят, ружемант служит войне. Безбожно врут — ружемант как никто иной больше всего боится войны. Зрит и видит ее без прикрас, какой она есть.
Солдаты нарекают ее беспощадным жнецом. Поэты обзывают матерью печалей. Генералы — наградами и возможностями.
А я вижу в ней лишь тягучего монстра. Многорукое чудовище, что выворачивает людей наизнанку. Выуживает из каждого разумное-доброе, заменяя собой.
И потому, когда все заканчивается, воин не понимает, как жить дальше.
Остается пустота, которую ему нечем заполнить кроме жестокости.
Их не спасти: война начала вытряхивать из них женственное. После первого боя — грусть, опущенные глаза, лишь слабая искорка восторга. Радовались, что остались живы.