Ружемант 5
Шрифт:
Краем глаза я увидел сквозь иллюминатор стремительно приближающуюся землю: из такого виража машине не выйти. Рванул к раскрытому люку аппарели: Ириска визжала, что меня попросту размажет по земле! Лучше так, чем быть расплющенным внутри этой махины.
Нырнул и с головой вошел в сугроб. Начало резко не хватать воздуха. Через пару секунд отчетливо услышал скрежет рухнувшего металла и взрыв. Отчаянно как никогда рвался к поверхности: толща снега казалась бесконечной.
Вылез. В голове болью пульсировала мысль — живой! Руки-ноги целы! Голова на месте! Разве что
Кто-то отчаянно старался пробиться в эфир: через мгновение понял, что это Бейка. Отвечать сразу не стал, проковылял к разбившемуся, запылавшему транспортнику.
Вербицкого почти увидел сразу — от удара оземь его вышвырнуло на улицу. Тело старика безвольно висело, пронзенное сломанное веткой. Ириска просканировала: ему уже было не помочь.
— Ублюдок мертв, — ответил на вызов без лишних предисловий. Бейка мигом уняла все скопившиеся у нее вопросы и замолчала.
Ублюдок мертв…
Глава 28
Эпоха жутких перемен смотрела нам вслед. Лила слезы прощания, как будто навсегда оставаясь в прошлом.
Бунт закончился, Вербицкий мертв, его старания пошли прахом, жив Император.
Три дня и три ночи, будто в сказке, над ним колдовали лучшие врачи. Хирурги, анестезиологи — длинноухие эльфы и в этом мире оказались лучшими целителями.
Позавчера я поймал Бейку на том, что молится — не стал тревожить. С того дня, как можно было оглашать окончательную победу, она будто избегала меня. Спрашивал у девчонок — в чем дело? Они жали плечами, и лишь Фелиция смогла ответить.
Бейке стыдно передо мной за то, что столь долгое время использовала меня в своих целях. Да, исключительно во благо, но так можно оправдать любую мерзость.
Выдохнул, раскрывая газету — быстро собранное временное правительство с усердием и огромной радостью избавлялось от наследия Вербицкого.
Не без эксцессов.
Чуть ли не с боем вырвал у жадной до расправы толпы Константу. Заглянул в тюрьму к ее толстопузому братцу, сам не знаю зачем.
Бить, благодарить? Ведь своим положением обязан его капризу. Не воспротивься его безобразиям, стоял бы сейчас здесь? Был бы дважды Героем России, спас бы страну?
Сдавалось, что нет.
— Чего пришел, бестолочь? — Он, словно одичавшее зверье, кидался на клетку. Обещал всех посадить и засудить, а потом горько разрыдался.
Избалованный ребенок. Можно было бы назвать его виновным лишь косвенно, но я видел, что он творил с своими «игрушками».
От одного воспоминания стало тошно и молча, ничего не говоря, поспешил на улицу.
Встретил плачущего на скамейке старика, спросил, не нужна ли ему помощь. Он поблагодарил сквозь слезы и покачал головой. Сказал, плачет от счастья — дожил до того момента, как решили отменить деление граждан на классы. Вербицкий желал иного результата, но своим бунтом вскрыл давно стенавшую язву. Аристократия никуда не денется, останется чиновничьей элитой, но свобод и прав у граждан станет больше.
Ездил с Белкой к нашей бывшей части: заградительный пункт захлопнули, упрятали под замок. Подергал, проверяя его на прочность. Открывать не стал: рыжеволосая воительница придержала за руку. Сказала, будто ей видится, что не ее прошлое здесь под замком, а сама война. И уж лучше никогда одному из последних ружемантов ее не открывать.
Спорить не стал.
Белка теперь смотрела на меня иначе. Как-то невзначай и краснея спросила, не возьму ли я, часом, ее замуж. Вот так просто и без лишних слов. Ответил ей отказом: она погрустнела вмиг и стухла. Ровно до того момента, как сказал, что замуж не возьму, лучше женюсь на ней. Не сейчас, потом, как все придет в норму.
Месяц, может быть, другой…
Дел было немало. Дипломатом стал буквально вчера, но лавина будущих проблем спешно выглядывала из-за горизонта.
Синьилай поднимал не голову, но руку — тревожные вести с азиатских земель заставляли задуматься. Правители бывшего Китая решили, что кризис двух титанов — подходящее время пошире распахнуть пасть и отхватить сколько получится.
Поговаривали о новой войне: Синьилай спешно наращивал боевой контингент на границе. Разведчики доносили: идущие с Американского грузовые корабли перетаскивают исключительно военную технику.
Выдохнул, коснулся висящего на стене «Ареса», огладил боевого товарища. Собирался ехать в Синьилай, показать азиатским друзьям, что худой мир лучше доброй ссоры.
Как бы не пришлось браться за него вновь…
Вербицкого хоронить не стали. Да и нечего было: самолично вез его тело в катафалке из морга до крематория.
Вчерашние его друзья клятвенно заверяли, что ни сном ни духом про его делишки. Вспомнил, как вновь нагрянул к Щебекину: тот, держась за сломанный нос, гундел, что я не имею права, он меня засудит! Пришлось двинуть старичку еще разок в самое брюхо: тот обмяк, свернулся калачиком и горько заплакал.
Он не знал, каких идей придерживается Вербицкий? Знал. Знал про двухсотый протокол? Журналистам удалось откопать, что знал и заведомо вывез семью в отдаленный особняк. И он продал ему для реализации этого гнусного плана моих же «Топтыгиных»…
— Легко отделался, — сказал ему на прощание, оправил рубаху и заспешил к выходу. Трезвонила сигнализация охраны, но ни один не осмелился преградить мне дорогу.
Были и другие дела. Оказалось, недостаточно обратить бунт, изничтожить главного мятежника: нужно было что-то делать с людьми.
С людьми почти по всей стране.
Испуганные случившимся, отходящие от предыдущего кошмара, они боялись и дрожали. Бывшие сподвижники Вербицкого как-то пытались выступать, но их уже мало кто слушал. Поговаривали о формировании новой оппозиции. На чьей стороне они будут в этот раз, придется еще только узнать.
Народ неохотно, словно вырванный из пелены сна ребенок, не хотел возвращаться к работе. Не знаю как, но временному правительству удалось вернуть экономику если не в прежнее русло, то в его сторону точно. Вновь зашумели станки, улицы разгребали от снега. Строительная техника и суровые мужики в спецовках собирали металлолом: Москва оказалась под завязку забита останками дронов.