Ружья Авалона
Шрифт:
– «Лентою белой дорога легла, белеет луна над ней», [5] – процитировал я, удивляясь звукам собственного голоса, а луна застыла в вышине…
– Так. Так. Именно так, друг Корвин, – донеслись до меня слова Ганелона.
– Я не заметил, что ты здесь, – промолвил я, не оборачиваясь.
– Это потому, что я сидел тихо как мышь, – объяснил он.
– О! – отозвался я. – И насколько же ты пьян?
– Ни насколько, по крайней мере сейчас. Но если ты будешь хорошим другом и поднесешь мне
5
Альфред Хаусмен, «White in the moon the long road lies».
Я повернулся.
– А сам не можешь?
– Больно шевельнуться.
– Хорошо.
Я отправился к буфету, налил стакан и поднес ему. Он благодарно кивнул, медленно поднял ее и пригубил.
– Ах, как хорошо! – вздохнул Ганелон. – Может, это утешит меня.
– Ты дрался, – решил я.
– Да, – согласился он. – И не однажды.
– Тогда терпи, как подобает воину, и избавь меня от необходимости выказывать свое сочувствие.
– Но я победил!
– Боже! Где лежат трупы?
– Что ты, соперники были не настолько плохи. Во всем виновата эта девчонка.
– Тогда ты получил, что хотел, за свои деньги.
– Речь совсем не о том. Похоже, я подвел нас обоих.
– Нас? Как?
– Я не знал, что она-то и есть хозяйка дома. Я явился в веселом расположении духа и подумал, что она из служанок…
– Дара? – спросил я, внутренне напрягаясь.
– Да, она самая, я шлепнул ее по корме и решил сорвать поцелуй-другой. – Он застонал. – Тогда она подняла меня вверх, подняла как щепку над головой и объяснила мне, что она здесь хозяйка. А потом отпустила руки. Во мне сто четырнадцать кило, а до земли было далеко… – Он пригубил еще раз, я усмехнулся. – И она тоже смеялась, – жалобно продолжил Ганелон, – а потом милостиво помогла мне встать. Я, конечно же, извинился… Этот твой брат, должно быть, богатырь! Такой девушки я никогда не встречал. Что она может сотворить с мужчиной!.. – В голосе его слышалось благоговейное удивление. Он медленно качнул головой и вылил в глотку остальное. – Мне было страшно… ну, по крайней мере, неудобно…
– Она приняла твои извинения?
– О да! Весьма благосклонно. Велела мне забыть обо всем и обещала, что тоже забудет.
– Тогда отчего ты не лечишь горе сном?
– Я поджидал тебя, решил не спать, когда бы ты ни явился. Нам надо переговорить.
– Ну, в чем дело?
Он медленно встал и взял свой бокал.
– Давай-ка выйдем отсюда.
– Хорошо.
Ганелон подхватил на ходу бутылку бренди – правильная мысль – и мы направились по тропинке за дом. Наконец он грузно плюхнулся на старую каменную скамью у ствола большого дуба. Потом наполнил наши бокалы и пригубил первым.
– О! И в напитках твой брат знает толк!
Я сел рядом с ним и набил трубку.
– Когда я принес извинения и назвался, мы немного поговорили, – сказал он. – Едва она поняла, что я приехал с тобой, сразу же захотела узнать все об Амбере и
– Ты ей рассказал что-нибудь?
Я раскурил трубку.
– Не мог, даже если бы захотел, – пожал плечами Ганелон. – Мне нечего было ответить.
– Молодец.
– Но меня это заставило задуматься. Похоже, Бенедикт не говорит ей о многом, и я понимаю почему. Я поостерегся бы много разговаривать в ее обществе, Корвин. Уж слишком она любопытна.
Пыхнув трубкой, я кивнул.
– Тому есть причина, и очень веская. Впрочем, мне приятно знать, что ты не теряешь головы, когда пьешь. Спасибо, что рассказал.
Он пожал плечами и приложился к бутылке.
– Хорошая трепка отрезвляет. К тому же твое благо – мое благо.
– Верно. Нравится тебе этот вариант Авалона?
– Вариант?! Это же и есть мой Авалон! Другое поколение, но страна совсем не изменилась. Сегодня я забрел на Терновое поле – там когда-то я победил Джека Хейли и обратил себе на службу всю его банду.
– Терновое поле… – произнес я, припоминая.
– Да, это мой Авалон, – продолжал он, – и я вернусь сюда доживать свои дни, если мы не падем перед Амбером.
– И ты все еще хочешь идти со мной?
– Всю свою жизнь я мечтал попасть в Амбер… Ну, с тех пор, как услышал о нем впервые от тебя, в гораздо более счастливые времена.
– Я и в самом деле не помню, что говорил тогда. Должно быть, получился недурной рассказец.
– В ту ночь мы были потрясающе пьяны, и ты говорил недолго, порой с надрывом, – о могучей горе Колвир, о зеленых и золотых шпилях на башнях, о гульбищах, навесах, террасах, цветах, фонтанах… Этот разговор мне казался коротким, но длился он целую ночь… Когда мы доковыляли к постелям, занялся рассвет. Боже! Я, кажется, мог бы по памяти нарисовать карту! Перед смертью я должен увидеть Амбер.
– Той ночи я не помню, – медленно проговорил я. – Должно быть, я тогда и в самом деле изрядно набрался.
Ганелон усмехнулся.
– Бывали у нас когда-то веселые денечки, – сказал он. – И нас обоих еще здесь не позабыли. Только мы для них – давнее прошлое, и все эти их россказни о нас так перевраны!.. К чертям! Разве хоть кого-то в этом мире обошли небылицы? – Я молча курил и думал. – И все это заставляет меня задать пару вопросов, – добавил он.
– Выкладывай.
– Твое нападение на Амбер вконец рассорит тебя с Бенедиктом?
– Я и сам хотел бы знать это. Наверно, да, по крайней мере этого стоит ожидать. А потому все должно закончиться прежде, чем он успеет отсюда добраться до Амбера по сигналу тревоги. То бишь добраться с подкреплениями, сам-то он может попасть в Амбер мгновенно, если кто-нибудь оттуда поможет. Но толку от этого будет мало. Нет, он не станет разрывать Амбер на части, он будет с тем, кто сохранит в целостности всю страну – в этом я уверен. Если я свалю Эрика, Бенедикт захочет, чтобы борьба немедленно прекратилась, и примирится с тем, что трон достался мне. Просто чтобы положить конец усобице. Но поначалу мои действия он не одобрит.