Шрифт:
Пролог. «Avaritia»
И жизнь моя медленно покидала это бренное тело… Ибо я ощущал, как тает ее сыпучая тяжесть, ускользая сквозь ставшие чужими пальцы.
Превосходительство сидел в своем мягком кресле с узкой спинкой и смотрел в камин. На его круглом красном лице играло торжество. План, который он так старательно вынашивал и доводил до совершенства уже три сотни лет, выполнялся четко по намеченному сценарию. Логрен исключил все лишние переменные из уравнения, получив постоянные величины. Калавий, Розалий, Храмовый Совет, мятежники и смутьяны – все они теперь не стояли на его пути – Пути Очищения,
Покои Его Святейшества, как всегда, были набиты всевозможными книгами, свитками и старыми газетами. Отсветы огня и гуляющие по комнате тени заставляли корешки старых потрепанных изданий переливаться всевозможными темными полутонами. Свод давал четкие указания на то, что может и что никогда не должно храниться в библиотеке человека, ступившего на Истинный Путь. Но многие из этих указаний Логрен намеренно проигнорировал. Из всех пороков, что питают тьму в человеческих душах, Превосходительство мог обвинить себя только в алчности.
Не смотря на свою полноту и болезненный вид, Его Святейшество никогда не был алкоголиком или чревоугодником. Большую часть своей бессмертной жизни он провел в постоянной погоне за совершенством тела и духа, но необъяснимая генетическая аномалия постепенно разрушала его организм и психику изнутри. Логрен отнюдь не боялся смерти, но страх, что он не успеет пожать плоды своих многолетних трудов, сводил его с ума.
Со всех Обитаемых Земель в Обитель стекалось огромное количество ресурсов – пища, редкие материалы, сырье и, конечно же, деньги. Эпоха бумажной валюты давно ушла в прошлое, но золото, меха и драгоценные камни никогда не падали в цене. При всей строгости догматических учений Свода и фундаментальных принципов Истинного Пути, они не могли отменить неизбежного – пока существуют остатки человеческого общества, будет существовать и экономика. Но Превосходительство, как и прочих братьев Ордена, богатство не интересовало. Золото – лишь источник, с помощью которого можно поддерживать власть Обители, снаряжать в походы воинов, поддерживать их существование в гарнизонах за пределами Храмовых Земель, оплачивать разного рода «специфические» услуги и вести торговлю. Конечно же, храмовники могли просто брать свое силой, но постоянный страх и поборы поставят метрополию в шаткое положение, что неизбежно приведет к очередным неприятным волнениям, как это было в Альвии и Галфагии. Поэтому гораздо лучше заплатить торговцу, чем лишить его последнего источника существования – отчаяние всегда порождает в людях неожиданные метаморфозы.
Логрен презирал алчность. Он никогда не понимал, почему политики и бизнесмены канувшей в небытие цивилизации так извращенно желали денег, которые невозможно было потратить и за две жизни. Они могли пустить излишки своих богатств на благие цели, но необъяснимая жадность и безразличие ко всему, что не могло принести прибыль, в конечном счете и подвели мир к порогу чудовищной ядерной катастрофе.
Но было то, что Превосходительство, Его Святейшество Ордена храмовников, достойнейший из достойнейших не мог контролировать. Эта тяга поглощала его целиком, лишала страха перед преследованием за ересь и порой не позволяла здраво мыслить. Логрен алчно, ревностно и страстно собирал знания. За свою жизнь он сжег немало книг, но в них не было абсолютно никакого смысла, ценности или значимости для человека. Они были источником зла и невежества, слухов и заблуждений. Видя, как такие жалкие труды чернеют в пламени костра, Превосходительство не испытывал и толики жалости. Однако были и другие произведения, вызывающие восхищение и трепет в его сердце. Великие книги. Гениальные книги. Запрещенные книги…
Пока Лиллит была жива, эту слабость Логрен держал в строжайшей тайне и не мог себе позволить сохранить хоть что-то из того, что отправлялось в огонь. Но затем, когда его власть стала единоличной, он, со страстью скопидома, набивал свои покои всем, что представляло для него наивысший интерес. В этом бумажном беспорядке Превосходительство видел четкую систему, источник неиссякаемой истины и ключ к великим и загадочным тайнам. Если бы только он мог объяснить остальным, что Истинный Путь и его книги не исключают друг друга, но увы – это было невозможно. Логрен прекрасно понимал это противоречие в своей жизни – властитель Обители и хранитель выплеснутой на пожелтевшие страницы ереси.
Последние годы, однако, Его Святейшество преследовало вовсе не литературное любопытство. Он искал хоть что-то, что сможет решить его проблему. Что-нибудь, что ответит на вопрос, как изничтожить или обратить вспять этот генетический изъян. Но впервые в жизни ничего не находил. Эти ровно скрепленные изящными переплетами страницы казались совершенно бесполезными. Ни слова, ни предложения, ни строки с нужным наполнением. Ничего… Каждый день он брал книгу, не находил того, что было нужно, и с гневом бросал ее в огонь. И с каждым днем Его Святейшество все чаще испытывал отвращение к самому себе.
Иногда Превосходительство спускался в подземелья замка и пытал Хобла. Он испробовал с ним все – убеждения, мольбы, подкуп, боль, но ничто из этого не могло пронять дока. Единственный человек, который мог добиться признаний у любого, даже самого упертого пленника, месяц назад был сброшен с крепостного вала в Галфагесте и оставлен гнить в пустыне на потеху стервятникам.
Логрен был уверен, что Хобл знает некий секрет, некое средство, что способно замедлить процесс деградации гена Фокенау. Док сам случайно обронил такие слова, но убийство преподобных и капеллана превратило его в отступника. Этот предатель не знал того, что знает Его Святейшество, не видел будущего, что скоро неизбежно разверзнется над миром. Ордену сейчас, как никогда, нужна была Лиллит, но это случится только тогда, когда исполнится ее воля. А для ее исполнения Превосходительству нужно было довести до конца задуманное, упрямо следуя по Пути Очищения.
В дверь комнаты стеснительно постучали. Логрен с трудом оторвал взгляд от камина, посмотрел на часы и с удивлением обнаружил, что целых два часа в оцепенении наблюдал за игрой языков пламени в костре.
– Войдите, – голос Превосходительства осип от долгого молчания.
Дверь отворилась, и в покои ввалилась бесформенная фигура настоятельницы Клареты. Она вела за руку худую испуганную девушку. Ее жесткие коричневые волосы отличались редким рыжеватым отливом, а на треугольном лице сияли большие глаза цвета распустившейся фиалки.
– Спасибо, настоятельница, вы можете подождать снаружи, – торопливо сказал Его Святейшество и раздраженно указал на дверь.
Кларета изобразила удивленное лицо, но после того как преторий, появившийся в дверном проеме, многозначительно кашлянул, она отступила и исчезла в слабоосвещенном коридоре.
– Присядь, дорогая, прошу тебя, – мягко сказал Логрен и пригласил девушку в противоположный от себя стул.
Она неуверенно прошла сквозь лабиринт из нагромождений бумаги и, едва не запнувшись об очередную стопу книг, быстро опустилась на сидение. Превосходительство ни мог не заметить, как она хороша собой, однако любовными делами он перестал интересоваться уже очень давно. Чувства, что пробуждала в его сердце Лиллит, оставили свой отчетливый след, и прочие женщины были ему с тех пор безразличны.
– Ты знаешь, зачем я вызвал тебя в столь поздний час? – начал с вопроса Его Святейшество.
– Нет, Превосходительство, – робко ответила девушка. – Я сначала подумала, что настало мое время возлечь с одним из монахов и попытаться зачать дитя, но настоятельница сказала, что это вы потребовали аудиенции в Обители.
– Напомни, как тебя зовут? – Логрен, конечно же, знал ее имя, но всегда считал, что когда человек в начале беседы представляется, то чувствует себя немного увереннее.
– Марана, – стеснительно ответила она, – Мама зовет меня просто Мара.