Рядом с нами
Шрифт:
И мы снова продолжаем разговор о двигателях внутреннего сгорания.
Мальчик очень образно объясняет, почему заглох наш мотор. Его руки рисуют в воздухе всю схему зажигания, за блестят.
— Нет, — тихо шепчет он, — ваш шофер не любит автомобиля.
— А ты любишь?
— Господи, конечно!
— А музыку? Только давай говорить по-честному.
Гуга на минуту задумывается, а потом, видимо, решившись, говорит:
— Вчера мне снилась нота «фа». Пришла, села над ухом и стучит, как дятел: "Фа… фа… фа…" Нет, музыка не по мне. На той неделе я пошел в автомеханическое ремесленное училище, хотел подать заявление,
— Почему же в ремесленное?
— А с чего же начинать, как не с ремесленного? Хороший специалист — тот, который идет снизу вверх. Он любую гайку сумеет выточить и привернуть. А вот когда я поработаю в цехе, тогда можно и в техникум поступить, затем в институт — учиться на автоконструктора. У меня на этот счет целый план продуман
— А рояль, значит, побоку?
— Нет, буду играть, но тогда, когда захочется, а не из-под палки. А мама этого не понимает. Я иногда думаю плюнуть на все и начать жить по своему плану, а прихожу домой и расслабляюсь. Жалко мне ее.
Мне очень хочется помочь мальчику. Но помочь Гуге — это значит поссориться с его мамой. А, будь что будет!
И вот два дня подряд мы ходим вместе с будущим конструктором двигателей внутреннего сгорания по всяким учреждениям. Мы спорим, доказываем, и наконец на Гугином заявлении появляется долгожданная резолюция: "Принять с предоставлением общежития".
У Гуги в глазах сразу загораются веселые искры. А я смотрю на радостное, возбужденное лицо мальчика и думаю в это время о его маме.
Нет, родительские мечтания не должны быть эгоистичны. Думая о будущем ребенка, мама должна сообразоваться не только с тем, что хочется ей, но и с тем, что хочется ее ребенку и к чему он способен.
Я знаю, завтра же Гугина мама начнет бегать, плакать и жаловаться на меня, и, тем не менее, я нисколько не раскаиваюсь в том, что разлучил ее с сыном и помог ему перейти из музыкального училища в ремесленное.
1949 г.
ТАКИМ ГОВОРЯТ: "НЕТ!"
Она родилась и выросла в этом маленьком приволжском городке. Энергичная, бойкая, Нина всюду была на виду: на работе, в клубе, — и комсомольцы избрали ее членом районного комитета комсомола.
Он тоже родился и вырос в этом городе, и его на той самой конференции комсомольцы тоже избрали в райком.
Он и она были молоды, и нет ничего удивительного в том, что, встречаясь ежедневно, они полюбили друг друга. Ваня Смагин считал Нину Иванчук самой красивой и самой лучшей девушкой на свете, а Нина полагала, что нет в их городе более умного и рассудительного человека, чем Ваня. И все было мило и трогательно во взаимоотношениях Нины и Вани. В городе их стали считать женихом и невестой, а товарищи по райкому ждали со дня на день приглашения на свадьбу, чтобы обсыпать влюбленных хмелем и прокричать им дружным хором «горько». Товарищи ждали, а свадьбы не было. Внешне как будто ничто не изменилось. Влюбленные по-прежнему проводили досуг вместе, были весьма внимательны и предупредительны друг к другу… Но так было только внешне. Самые близкие из друзей жениха видели, что у него на сердце не все спокойно. Что-то сильно мучило и тревожило его, но что именно, об этом он никому не говорил. Так прошел год, другой, третий. Наконец Ваня не выдержал
"Нину я люблю большой, настоящей любовью, — писал он. — Она тоже много раз говорила, что любит меня горячо и искренне. Вместе нам было очень хорошо, и мы не видели конца своему счастью. Правда, не все нравилось мне в ее взглядах на жизнь. Иногда она весьма легкомысленно относилась к делам райкома, а как-то даже призналась, что с удовольствием бросила бы заниматься комсомольской работой.
— Может, тебе тяжело? — спросил я.
— Да нет, — ответила она, — просто лень.
Мы долго и много спорили с ней о долге человека перед обществом, вырастившим и воспитавшим его, и хотя по-прежнему высказывала иногда эгоистические взгляды, мне казалось, что это у нее со временем пройдет. Но это не проходило.
— Вот если бы тебя перевели работать в Москву, Ленинград или в Горький, я бы, не задумываясь, поехала с тобой. А жить в этом захолустье, — сказала она, — неинтересно.
Мне было больно, что Нина так пренебрежительно назвала город, где мы оба родились и выросли, но я снова простил ей, потому что сильно любил.
Весной она сказала, что, как только мы поженимся, она сейчас же бросит работу.
— Почему?
— Буду жить для семьи, для себя.
— Но тебя же учили в школе, в вузе!
Мои слова, по-видимому, не доходили до ее сознания. Летом она сказала:
— А за тебя все-таки можно выйти замуж. У тебя есть хозяйственная жилка. Ты еще холостой, а в твоем доме уже есть и мебель и швейная машинка.
Осенью она поставила ультиматум:
— Когда мы поженимся, обязательно станем жить без моих и твоих родителей. И денег им давать не будем. Вот когда ты будешь зарабатывать по три тысячи рублей в месяц, тогда другое дело.
Я, конечно, с этим никак не мог согласиться. Любовь — вот что для меня было главным. И если мы искренне любили друг друга, то счастье должно было сопутствовать нам всюду: в городе и в деревне, и с мебелью и без мебели. А заботиться о своих родителях следовало всегда, независимо от того, зарабатываешь ли ты в месяц триста рублей или три тысячи".
Ваня Смагин писал нам то, что думал. То же самое он говорил и своей невесте, пытаясь наставить ее на путь истинный. Но Нина, по-видимому, не собиралась менять своих воззрений. Невеста оказалась не только расчетливой, но и коварной. И вот осенью прошлого года у Вани объявился соперник. Это был приехавший из армии комсомолец Македон Сидушкин. Бедный жених страшно мучился от ревности. Наконец он не выдержал и спросил у своей невесты:
— Это как у вас, всерьез?
— Ну, что ты, разве можно думать о Македоне всерьез? — ответила Нина. — Ведь он всего-навсего еще только младший лейтенант.
Ване стало обидно не только за себя, но и за Македона, и он сказал:
— Любить надо человека, а чины — дело наживное. Сегодня он лейтенант, а завтра майор.
— Хорошее завтра! — ответила Нина.
Трудно сказать, слышал ли про этот разговор Македон Сидушкин или он и без него понял, что представляет собой Нина, только в скором времени их дружбе пришел конец. Македон не приглашал больше Нину в кино и на танцы.
А вот Ваня не мог порвать с Ниной так твердо и решительно. Он был мягче характером, поэтому простил ей все прегрешения и сказал: