Ряженые
Шрифт:
На скале, возле трехэтажной громады-виллы, кто-то появился, махнул рукой. Отсюда он выглядел игрушечным человечком. Снова потряс ладонью. На этот раз явно приезжему на "Вольве", мол, подкатывай. И вблизи он был не великаном. Малорослый, тощенький, на худых костлявых ногах, в выгоревших шортах, по бокам которых свисали до колен белые ниточки "цицес" ортодоксального еврея. Раскинув руки, двинулся к Юре. Встречал, как родного брата, которого почему-то от самого рождения не видел.
– В чем дело? Где ты запропастился? Я тебя вчера ждал. Позавчера ждал. Я - Сулико, слышал?.. Па-ачему я
– И засмеялся, захлопал себя по острым коленкам: - Если б и мои тоже сразу вылетали по двое-трое. Знаешь, генацвале, вдвое меньше хлопот...
– Заразительный у него смех. Не хочешь, а все равно улыбнешься. Нателла!
– крикнул он в сторону дома.
– Двойня приедет... Что? Есть и третий? Вах!
У дверей виллы, дубовых, полированных, почти дворцовых, ждали пышнотелая улыбчивая Нателла и два картинно огромных, мохнатых пса.
– Мать и сын, - горделиво представил Сулико собачек.
– Помесь терьера с кавказской овчаркой. В отличие от моих кровных детей, слушают хозяина с полуслова. Мать... эта которая поменьше, с обрубленным хвостом, осмотрительна. А сын! Знаешь, стоит арабу проехать, сразу кидается на него. И за горло. Пришел, понимаешь, сантехник, тихий палестинец, заперли псов в дальней комнате, так они ободрали дверь, у стола оторвали планку. Звэри!
Сильно охладили собачки радость Юры. "Сулико? Адвокат был от какого-то Сулико. Вряд ли от него... Ох, не спеться нам с этим горским миролюбом."
– Что ты все про арабов?
– встрепенулся Сулико...
– В Эль Фрате оккупантов нет. Нет этих... агрессоров. Я в Эрец выскочил в самую первую в советской власти дырку-прохудирку, аж в 1972, вместе с бывшими российскими зеками. Говорю авторитетно: здесь живут те, кто вернулись к себе домой. И освободили...
– От кого?
– не удержался Юра от вопроса.
– Сейчас поедем, все покажу... Нет, на моей, я на чужой тут не езжу...
Когда уселись в старенький, широкий, как катафалк, "Мерседес" с огромными колесами и побитыми камушками передними крыльями, похожими на поплавки, сразу стало ясно, почему на чужих не ездит. В машине гнезда для оружия, а задняя часть кабины отгорожена сеткой: время от времени пассажиров собачки сопровождают...
В одно из оружейных гнезд и пристроил Сулико свой новенький, американский автомат, сверкнувший на солнце. Хозяин им тоже похвалился. Как и собачками. "Звэр!" Опереточный персонаж,- подумал Юра добродушно.- Атаман Папондопуло из "Свадьбы в Малиновке", который все время бахвалится, что у него шаровары шире черного моря. А стилистика какова? Кацо из анекдота.
"Нет, не споемся..."
Медленно попетляли на затарахтевшем "Мерседесе" вниз по "серпантину", затем двинулись пешком, перескакивая по навалу размолотых камней.
–
– Там ученые нашли стены. Сказали, остатки еврейского поселения времен первого Храма. Это, генацвале, знаешь, какой век?.. Десятый-пятый до нашей эры? Вах! Здесь родился пророк Ирмиягу. По Божьему слову, Ирмиягу спрятал в скале льняной пояс, о чем пишется в книге "Иеримия", глава тринадцатая, стих четвертый.
– Сулико задержался на камне повыше и, закрыв глаза, воспроизвел не без торжества: "Возьми пояс, который на чреслах твоих, пойди к Эль-Фрату и спрячь его там, в расщелине скалы"... Дорогой безобидный диссидент, еврейский Эль Фрат или не еврейский? Где-то тут и прятал Ирмиягу, наш первый еврейский диссидент.
Юра взглянул на Сулико с некоторым удивлением.
– "Иеримию"... на память?
– Я всю Тору, дорогой, знаю на память! Нэ веришь?..
– И зачастил:- "В начале сотворил Бог небо и землю..."
– Верю-верю! А если начало главы "Исход"?
– "Вот имена сынов Израилевых, которые вошли в Египет с Иаковом, вошли каждый с домом своим..."
– Любопытно!
– Ну, а первый стих из главы "Плач Иеримии"?
– "Как одиноко сидит город, некогда многолюдный! Он стал как вдова; великий между народами, князь над областями сделался данником..."
Феноменально! Ну, и память у вас!
– Память? Хо! Я всю Грузию одарил трикотажем. И меня не посадили. Почему? Ни одной бумажки не писал. Всё помнил. Где какие поставщики, куда левую продукцию. Все на память... Здесь рав Бениомен дал мне Тору на русском. Три раза прочитал и - пожалуйста!
– Феноменально!
– Юра глядел на тощенького горбоносого Сулико во все глаза.
– Я Торы наизусть не знаю.
– Зато понимаешь!
– ободрительно воскликнул Сулико.
– Я, генацвале, все знаю и ничего не понимаю!
– И притопнул тонкими ногами, посмеялся над своими словами. Уставился на гостя:
– Не веришь? Ирмиягу, по Божьему слову, указано, "спрячь свой пояс"? Что он, подпольный цеховик, чтобы бояться-прятать! Слушай, вы оба диссиденты, вы друг друга понимаете. Зачем Ирмиягу прятал, не знаешь, дорогой?
Тут уж Юра расхохотался.
– В России я думал, Сулико - женское имя. По радио пели: "Где же ты, моя Сулико?"
– Москва всегда все перевирала. На свой лад...
Юра кивнул веселому Сулико, мол, и это правда; продолжил: - В Эреце я уже вторично встречаюсь с мужским именем Сулико. В ешиве полгода платили стипендию, называлась имени Сулико Жакерия. Говорят, был такой магазинщик-миллионер.
– Так я и есть Сулико Жакерия! Был и есть...
Юру как жаром обдало.
– Значит, я учился на ваши деньги?!
– И на здоровье, дорогой!.. Когда я болел, о-ох, тяжко болел, потерял тридцать килограмм, рав Бениомен пришел в госпиталь Хадасса, советовал, не надо больше суетиться: у савана нет карманов, - так он сказал. В точку попал, умница. Думай, говорил, о своей вечной душе. И Тору подарил. И на иврите, и на русском. Я тогда на ешиву дал три миллиона. Но не последние, генацвале. Оставил детишкам на молочишко...
– И снова затрясся в своем заразительном смехе.