Рыба, кровь, кости
Шрифт:
— В таком случае пусть будет растворимый кофе.
Рядом с электрической плиткой, вернувшейся в гостиную после смерти Салли, стояли три пустые жестянки из-под фасоли «Хайнц». Я быстренько смахнула их, пока Джек смотрел в другую сторону.
— Вы знаете, доверительная собственность не означает, что вы должны стеснять себя рамками скудного воображения тети Алекс, — произнес он, вытягивая шею, чтобы прочитать заголовки, оповещавшие о похоронах Черчилля.
— Я, по правде сказать, никогда не увлекалась отделкой интерьеров.
— А как насчет сада?
— Я не часто там
— С тех пор, как — что?
Я наливала воду в две чашки с «Нескафе», пользуясь этим, чтобы избежать пристального взгляда Джека.
— С тех пор, как нет Салли.
— У американцев такие странные эвфемизмы смерти.
Я протянула Джеку его чашку; он мрачно уставился в нее, будто подозревая, что жидкость отравлена.
— Надеюсь, вы предпочитаете черный кофе, — сказала я. — Молока нет, если только вы не предпочитаете свернувшееся… А это не эвфемизм. Я все еще думаю, что ее просто нет. Ушла. В дороге. Не умерла.
— Вы, похоже, были хорошими друзьями.
Я подошла к окну и выглянула в сад.
— Вы тоже были друзьями.
Услышав его шаги за спиной, я обернулась; казалось, мы надолго застыли, словно фигуры в стоп-кадре, когда действие еще только должно произойти. Застыли слишком близко друг от друга, и от этой близости мне стало неуютно.
— Друзья? С Салли? — спросил он. — Почему вы так думаете?
— Салли мне так сказала. По крайней мере…
— Она помогала моей тете, и я видел ее пару раз у Ника. Едва ли это можно назвать дружбой.
Повисло долгое молчание, во время которого я пыталась придумать, что еще сказать.
— Разве вы не рассказывали ей о родстве между ее семьей и вашей… моей?
— Каком родстве?
— Между Флитвудами и Риверсами, Айронстоунами и Риверсами… не помню… — Его недоумевающий взгляд заставил меня покраснеть. — Простите. Я думала…
Рассел, почуяв напряжение в воздухе, залаял, и Джек наклонился, чтобы погладить его, отчего мой бесстыжий терьер тут же перекатился на спину и призывно помахал задними лапами. Щекоча толстенький розовый живот Рассела, Джек спросил, не страшно ли мне — «жить одной в таком огромном доме».
— Да нет, — ответила я: черта с два я доставлю ему такое удовольствие и признаюсь, что в последнее время боюсь всего на свете! — Толстя — ну, тот парень с Ямайки, что живет здесь, — он сказал, чтобы я приходила к нему, если стану совсем дерганой. Да и Рассел поднимает ужасный шум от всего подозрительного.
Джек выглядел озадаченным.
— Рассел? Ах, собака. — Рассел навострил уши, второй раз услышав свое имя, и слегка наклонил голову вбок, всем своим видом выражая учтивое вопрошание. — Он не похож на добермана.
— Взять его, Рассел!
Мой родственник вытянул обе руки в жесте примирения, когда Рассел неохотно вскочил и залаял.
— Согласен, лает он не хуже больших собак.
Довольный представлением, Рассел сел и принялся вылизывать свои яйца, милостиво позволив Джеку взять одну из валявшихся рядом с диваном книг, «Судебно-медицинское расследование смерти».
— Неплохое настольное чтение, — произнес он, задерживаясь на закладке — списке моих общих с Джозефом Айронстоуном черт. Затем он добавил как будто невзначай, словно разговаривал о погоде: — Значит, вы опознали убийц Салли?
— Одного из них.
— Вы попросили сохранения анонимности? Ник говорит, многие из свидетелей так и сделали.
— В этом нет большого смысла. Те, кто убил Салли, видели меня у стены. Они знают, где я живу, знают, кто я.
— Но они еще не знают, что вы вычислили одного из них на опознании. Храбрая девушка — вот так взять и выступить в суде, указать на убийцу, который может выпутаться.
Как мне хотелось бы, чтобы люди перестали повторять это.
— У полиции есть еще свидетели. Плюс ДНК-анализ. И потом, могут быть замешаны другие, не только те двое, которых я видела.
— Тем больше причин не ввязываться в это. Преступники могут подкупить кого-нибудь посолидней в обмен на легкий приговор.
Я хотела сменить тему:
— Послушайте, мм… Вообще-то я попросила вас остаться… Вообще-то я надеялась, вы сможете рассказать мне что-нибудь о моей — нашей — семье.
— Вашей или моей?
— Это не одно и то же?
Он прикурил сигарету.
— Видите ли, — начал он, и скобки морщин в уголках его рта разошлись, освобождая место для слабой улыбки. — Я не вполне уверен.
— Значит, вы никогда не знали моего отца, — робко произнесла я, не ожидая многого, особенно при том, что Джек явно не проявил никакого интереса к нашему родству.
— Напротив, я знал Колина, когда был ребенком. Но это было — надо же, целых тридцать лет с тех пор, как я видел его в последний раз? Уж не помню, когда он там уехал в Америку.
— А может быть… вы знали его родителей? — Я заторопилась. — Дело в том, что я пыталась найти хоть что-нибудь о Флитвудах, семье Магды. Я спрашивала поверенного по делам имения и ходила в Сомерсет-Хауз… [30]
30
Сомерсет-Хауз — бывший елизаветинский дворец, на территории которого ныне расположены различные выставочные залы, некоторые образовательные заведения и правительственные учреждения, в том числе главный отдел записи актов гражданского состояния.
— Вряд ли вы там что-либо отыщете. Большинство родных Магды из Индии. Можно найти упоминание о них в Восточном отделе Британской библиотеки, хотя я сомневаюсь. Большая часть семейных бумаг уничтожена.
— Во время войны?
— О да, это была настоящая война. — Он не потрудился прояснить свое замечание. — Странно, что вы не заглядывали тут в библиотеку. Магда оставила обширные дневники. Лет за сорок, а то и больше. Вы не пытались поискать семейную историю в них?
— Да, но… как вы и сказали, их очень много, и все они немножко туманны. Она была своеобразная старушка. Ее заметки о растениях точны, как у ученого, но все, что касается ее самой, просто непостижимо. Я надеялась, что вы сможете сообщить мне кое-какие недостающие мелочи.