Рыба-одеяло
Шрифт:
– Ты, Никита, во сне бредил и долго кричал: «Держи его, держи его!»
– Неужели кричал? – удивился Никита.
– Страшно орал. Я даже спать не мог. Это явный признак острого малокровия.
Никита приложил обе руки к груди и испуганно посмотрел на Содомкина.
«Ага, кажется, клюнуло», – подумал Содомкин и сказал:
– К доктору ты не ходи – не поможет, а я знаю очень толковое средство: рыбью печенку.
– А разве она помогает? Я, парень, и сам что-то уже слышал о печенке!
– Слышал, а
Пушков внимательно выслушал и сказал:
– Да, парень, лекарство правильное. Сегодня же схожу к рыбакам за самой большой рыбой, испробую печенку.
Содомкин засвистел от удовольствия. «Ура! – подумал он. – Отведаем ушицы!»
Ежедневное пшено и баранина осточертели ему. Он не ожидал, что так легко уговорит Пушкова. К рыбакам идти очень далеко, а, кроме того, Никита, как огня, боялся рыбных блюд. Однажды слышал, что кто-то отравился головой леща.
Мысль о замечательной печенке целиком овладела Никитой. Когда он пришел на бот, то по рассеянности даже отдавил лапу Тайфуну. Кроткий пес взвизгнул на всю Волгу.
– Ты что, Никита, такой расхлябанный? – спросил его старшина баркаса.
– У него хроническое малокровие, – грустно сказал Содомкин. – Но сегодня он достанет лекарство – рыбью печенку!
Старшина рассмеялся.
– И все ты, Никита, чудишь насчет болезней. Иди-ка лучше под воду, сваи пилить. Все твое малокровие как рукой снимет.
Старшина помог Пушкову надеть водолазный костюм и дал в руки ножовку.
Когда Пушков погрузился в воду, старшина спросил Содомкина:
– Где же это Никита печенку возьмет, и рыбы-то здесь нет?
– Добудет. Сразу же после работы из-за лекарства он двадцать километров к рыбакам сгоняет. Поедим свежей ухи.
– Ну, загнул. Не пойдет он по жаре в такую даль. Здоровье бережет.
– Держим пари – пойдет!
– Давай!
– Только кто проиграет, тот будет на себе верхом катать, – предложил Содомкин.
– Ишь ты, конь выискался, – засмеялся старшина.
– Так ведь кататься-то я на тебе буду, – уверенно сказал Содомкин.
– Ну, это еще неизвестно, – с достоинством заметил старшина.
Пушков не слышал спора. Он решительно вышагивал по дну реки, вздымая водолазными галошами облако разноцветного ила. Никита любил свою работу и под водой забывал все сухопутные тревоги и неприятности.
В подводном сумраке цвета яблочного компота обозначались перед ним тени, неясные и расплывчатые. Никита подошел к деревянным сваям старой пристани. Они мешали пароходам. Хозяйственно оглядев первую сваю, Никита хотел уже пилить, а для удобства опустился коленом на бревно, лежавшее внизу, да враз и отскочил.
– Ой, парень!
Пила выпала из рук Пушкова. Он быстро протер носом запотевший иллюминатор и оторопел – у бревна был рыбий хвост. Безобразная голова, похожая на бычью, шевелила длинными усами. Толстые, белые на концах усищи пружинили, хоть на кол наматывай. А спину, напоминавшую кору векового дерева, покрывала зеленая слизь и улитки.
Перед Никитой лежал громадный сом. Он дремал и почесывался о сваю, – наверное, хорошо подзакусил. Конечно, это был тот самый разбойник, про которого говорил водолазам дед из местного колхоза.
– Живет сом в глубокой яме, на дне, – рассказывал дед, – закусывает утками и гусями – хватает их с поверхности, а запивает молочком. Коровы забредут в жаркий полдень в воду, сом подплывает и выдаивает их.
Никита не раз видел, как рыбаки приезжали сюда ловить сома и уезжали ни с чем. Деду перестали верить. А хозяйки начали коситься на водолазов, – мол, не они ли доят коров и поджаривают гусей.
«Вот мне и надо взять этого дьявола», – подумал Никита и наклонился к самой спине сома, но притронуться побоялся.
«А что, если свинцовой подметкой его по сопатке двинуть? – размышлял Никита. – Нет, обозлишь только. Эх, досада, ножа, как нарочно, не взял с собой! Да что ж это я – рыбы испугался? Неужели упущу этакого усача с печенкой не меньше восьми кило? Да такая печенка кого угодно сразу исцелит!»
Никита протянул руку к сому, но сейчас же отдернул: «А вдруг за свою печенку он все ребра мне пересчитает?» Однако медлить нельзя, сом каждую минуту мог проснуться и уйти.
Никита вздохнул: «Ведь этот самый толстокожий черт таскает гусей и колхозное молоко пьет, а на нас думают. Не позволю!» Никита решительно просигналил наверх: «Прибавь воздуху!» Водолаз сделал это специально, чтобы воздух ему помог.
– Амба, парень! – сказал Никита сому. – Давай посмотрим, чья возьмет! – и решительно запустил под холодную сомью жабру свою правую руку, а левой обхватил толстое страшное туловище...
Сом рванулся, опрокинул Никиту и шлепнул его головой о сваю. Шлем загудел, возможно, помялся, но прочные стекла уцелели.
Никита точно ослеп: серый ил клубами, словно пороховой дым на поле сражения, обволок все три иллюминатора. Но Никита не выпустил противника.
Сом валил его, бил хвостом, но Никита не чувствовал боли, потому что костюм его надувался воздухом и делался упругим, как мяч. Но руки уже ослабели...
Никита готов был взреветь от злости и обиды, грызть сома зубами, да вот шлем мешает. Наконец Никите удалось обхватить его ногами и подмять под себя. Сом вывернулся, поставил Никиту на голову и чуть не оторвал руки.