Рыба-одеяло

Золотовский Константин Дмитриевич

– Оно местное, балтийское, – сказал Вострецов. – Разница только в том, что это, на холоде, еще больше жрать хочет!

– Почему же оно не описано во флоре и фауне Балтийского моря?

– Зачем записывать? Его каждый рыбак знает.

– Как же оно рождается?

– Плодится, как всякая другая рыба. Вылупливается из икры, ходит в куче, прижавшись друг к дружке, чтобы не съела севрюга или хищная щука. А уже через пару месяцев в такое превращается, что от него все молодые моряки бегут.

Курсанты

смущенно глядели друг на друга.

Чудовище чуть приостановилось на гребне волн, помолчало, покачи­ваясь, и опять запело:

«Славное море – священный Байкал,

Славный корабль – омулевая бочка...

– Здорово поет! – поражались курсанты.

– Писцис кантабиле! Поющая рыба! – сказал по-латыни Цветков.

– Вот именно канат бери! – подхватил Вострецов, лукаво косясь на телефонную трубку. – Я их немало наслушался. С борта «Сакко и Ванцетти» сколько раз видел, как оно выплывает и поет иностранные песни, щелкает, как птичка колибри, мяукает и свистит, как удав...

– Во-первых, удавы не мяукают, – поблескивая очками, возразил Цветков. – Это не научно. Во-вторых, людскую речь воспроизводят только попугаи.

– Оно попугайной породы, – объяснил Вострецов.

Тут сигнальная веревка три раза сильно дернулась в руках сигналь­щика.

Ученики начали выбирать из воды водолазный шланг и сигнал.

Чудовище замолчало.

– Почему оно не поет? – спросил Толя Цветков.

– Голодное. Не до пения, – объяснил Вострецов.

– Как бы оно Лошкарева не сожрало, – забыв свою ученость, испуганно сказал Цветков.

– Полундра!.. До чего на грунте жрать хочется! – прохрипело чу­довище, приплясывая на волне у выпущенных водолазом пузырьков воз­духа, становившихся все крупнее и бурливее.

– Петя, брось ему мяса! – попросил телефонист.

Петя Веретенников молча набрал в чумичку горсть перемолотой в мясорубке свежей баранины, вышел из камбуза и швырнул мясо за борт. Мясной фарш для битков не успел утонуть, как на него накину­лось чудовище и стало жадно клевать, только дрожь пошла по всему телу от проглатывания.

– Людоедка! – прошептал самый худенький курсант.

Тем временем Лошкарев благополучно поднялся на борт.

Съев мясо, чудовище продолжало молча идти на «Устрицу».

– Не наелась! – сказал телефонист.

– Да уж ему теперь только подавай! – усмехнулся Вострецов. – Рыбе-одеялу ваша горсточка мяса – что слону бублик.

– Сколько же ей требуется мяса? – солидно спросил Веретен­ников.

– А у тебя его много в кладовой? – осведомился Вострецов.

– Килограммов девяносто, – ответил Петя

– Брось ему хоть половину!

– Не выйдет! – сказал Петя. – Поет слабо и ругается. Не стану на него запасы тратить.

– Багор ему надо, а не мясо! – храбро закричал самый худенький курсант.

– Что ж, попробуем! – Боцман подмигнул Вострецову и поднял с палубы длинный шест с железным острием и крючком на конце. – А ну, разойдись!..

Своим оружием – багром – боцман владел в совершенстве: подхва­тывал на лету брошенную с берега веревку и без промаха ловил шлюпку на самой крутой волне. Он нацелился на чудовище, широко размахнулся и метнул. Раздался всплеск, багор исчез, пробил чудовище, как масло, а оно даже не поежилось, и ни единая капля крови не окрасила воду. Неужели боцман промазал?

– В самую середку попал! – сказал боцман.

– А крови нет! – прошептал телефонист.

– Оно бескровное! – объяснил Вострецов.

– Винтовку! – приказал ему боцман. – Проверим для наглядности твое одеяло пулей.

Вострецов был на «Устрице» первым снайпером, от его пуль все щуки на Лебяжьем рейде всплывали со дна вверх брюхом.

Он зарядил винтовку.

– В эту рыбу сколько ни бей, все дыры мигом затягиваются оде­яльным клеем, – сказал Вострецов.

– Огонь! – весело крикнул боцман.

От винтовочной пальбы проснулся пес Куська, зевнул, увидел сво­бодный водолазный шлем, спрятал в него голову и захрапел в чувстви­тельный кружок микрофона.

Когда в ногах Вострецова валялась целая обойма медных расстре­лянных гильз, все увидели, что чудовище цело и невредимо.

– Я же говорил! – развел руками Вострецов. – Пули бесполезны.

Рыба-одеяло, урча и посапывая, приближалась к борту.

– Почему оно урчит по-собачьи? – спросил телефонист.

– Одеяло даже и залаять может!

Зеленовато-серая груда, блаженно похрапывая, наплывала на «Устрицу».

– А не увернуться ли нам от нее, как увернулся катер? – предложил один из курсантов.

– Совершенно верно! – поддержал Цветков. – Есть основание предполагать, что этот вид морского млекопитающего неповоротлив, движется по прямой и сворачивать не умеет, как некоторые травоядные организмы, например, разъяренный бык.

Но было уже поздно. Рыба-одеяло плескалось у самого борта «Устрицы».

– Сейчас бросится! – сказал Вострецов.

– Зачем брешешь? – уже недовольно шепнул ему боцман.

– Ничего, узнаем, сдрейфят или нет.

Толя Цветков выхватил из санитарной сумки хирургический пинцет.

– Я предлагаю вооружиться всем, что есть острого и режущего на корабле!..

– Уже коли брать, так потяжелее, – засмеялся дядя Миша.

Курсанты похватали медные манишки, спинные водолазные грузы, телефонист – тяжелую галошу со свинцовой подметкой. Самый худень­кий насадил штык на разряженную винтовку Вострецова. А Петя Вере­тенщиков воинственно поднял над головой свою длинную поварскую ложку – чумичку.