Рыбацкое счастье
Шрифт:
С вечера заехали с приятелем в прибрежный хутор, остановились переночевать у знакомого деда.
– Сходите на ту сторону затона, – посоветовал Петрович. – Вчера там окунь хорошо брал.
До рассвета еще далеко, но не спится. Мысленно уже на льду, буришь первые лунки, готовишь снасти.
Быстро позавтракав, по снежной тропе, идущей от дома, направляемся к затону. Погода обнадеживает: легкий морозец, безветренно. В прибрежных зарослях краснотала – удивительная тишина, настоящий дар природы. В наше суетливое и неспокойное время все заметнее не хватает этой тишины.
В предрассветных сумерках пересекаем затон, идем вдоль камышей.
Приятель остается у берега, а я решаю искать удачу на глубине. Мормышка легкая, опускается на дно долго. Ого! Да здесь метров восемь, не меньше. Всегда ждешь первой поклевки, внутренне готовишься к ней: вот сейчас… И все-таки она для тебя неожиданна и поэтому сладка.
Знакомая волнующая тяжесть в руке. Подматываю леску, и вот он, полосатый бродяга, уже бьется на льду. Окунь солидный, граммов на триста. Вскоре последовала вторая поклевка, третья…
По взмахам руки приятеля догадываюсь, что дело у него тоже пошло. И действительно, около десятка окуней, размером не менее моих, лежало у его ног.
Но вот товарищ, чертыхаясь, полез в свой рыбацкий ящик, достал коробку с мормышками.
– Что случилось? – поинтересовался я.
– Оборвал самую уловистую, – с досадой ответил он.
Наладив снасть, он продолжил ловлю. Все шло своим чередом. Росла кучка рыбы. И вдруг приятель окликнул меня. Подойдя к нему, увидел бившегося на льду огромного окуня.
– Вот это да… Красавец!
– Нет, ты внимательно присмотрись к нему.
Присмотрелся. В верхней губе окуня торчала мормышка. Та самая, уловистая.
Из-за наступившего потепления на озеро опустился густой туман. Клев прекратился. Решили сменить место. Немного поплутав, набрели на незамерзшие лунки, видимо, кто-то рыбачил накануне. Бросил в одну из них прикормку, настроил мормышку. Вскоре кивок вздрогнул. Подсекаю, и вот уже на льду запрыгала хорошая плотвица.
Часам к десяти туман стал рассеиваться. Уже можно было различить очертания берегов, рыболовов, склонившихся над лунками.
Вдруг за спиной услышал лай собаки. Оборачиваться не стал: клевало. Лай повторился. Кто-то окликнул собаку.
– Грозный, ко мне!
Я обернулся. Ну и Грозный! Собачонка от горшка два вершка, тявкала, не переставая.
– Привет рыбаку! – поприветствовал меня Петрович, подходя ближе.
Поздоровавшись, я спросил:
– Чем это я ему не понравился? Вон сколько рыбаков вокруг, а он на меня набросился.
– Грозный знает, на кого лаять. На этой лунке я вчера рыбачил.
– Если ваша, то я уступаю…
– Да нет, ловите. Я под тот берег пойду, окуней погоняю.
Старик двинулся дальше. Впереди серым колобком катился Грозный, прокладывая дорогу хозяину.
Лето: зной, комары, бесклёвье…
Запах лета
Чем привлекает зимняя рыбалка многочисленную армию любителей подледного лова? Конечно же открытиями новых водоемов и секретами удачного клева, дружеским общением в кругу теплой рыбацкой компании. Навсегда остаются в памяти длинные ночи у зимнего костра, размышления о жизни наедине с природой…
Из глубины прибрежных зарослей к моему угасающему костру тихо подкрадывается ночь, [дето рядом, серебря ветви краснотала, бродит легкий морозец, грозится снегом беззвездное небо. Немного не по себе от этой молчаливой, холодной темноты, от мысли, что ночь придется коротать одному, на небольшом заснеженному лугу, рядом с пустынной ледяной рекой… Далеко за Доном крохотной желтой точкой замерцал огонек: должно быть, чье-то окно. Там жизнь, тепло, уют.
Невольно вспомнилась гостеприимная избушка знакомого егеря Ивана Лукича, его наказ «не шастать по реке до ночи». Наверное, сейчас какому-нибудь заезжему охотнику или рыболову рассказывает свои бесчисленные истории, угощает мочеными яблоками.
От костра остались лишь угли, слабо мерцающие в темноте. Время готовиться к ночлегу. Быстро допиваю чай, собираю в рюкзак нехитрые пожитки, беру ледобур и, боясь в темноте споткнуться о колдобину, пробираюсь к стогу сена, одиноко темнеющему посреди полянки.
По тонким жердям, связанным у вершины копны, с трудом забираюсь наверх, перевожу дух. Ночевки в стогах сена для меня не новость. Часто и зимой, и осенью на охоте или рыбалке эти «перины лугов» заменяли мне домашнюю кровать.
Приподняв верхний пласт сена и укрывшись им, как одеялом, ныряю в глубину стога, ощущая его теплоту и запах.
«Стожок зимой – все равно, что печная лежанка для старика, – вновь вспоминаю слова Лукича, – всегда согреет».
Откуда-то из глубины идет душистое тепло, словно трава, вобрав щедрость летнего солнца, теперь отдает его. Слышно, как поблизости шуршит неугомонная мышь, видно, отыскивая семена.
Утомленный неудачной рыбалкой, согревшись, быстро засыпаю. Снится мне лето, густая трава, цветы. Вот иду по тропинке через поле, по лугу, залитому солнцем. Навстречу – старик Лукич, почему-то обутый в новенькие лапти. Мне тоже хочется иметь такую необычную обувку, и я прошу у него примерить один лапоть. Надеваю, но чувствую, что мне он мал и сильно жмет пальцы…
Просыпаюсь, растираю затекшую ногу. Сквозь сено слабо пробивается утренний свет. Вылезаю из-под своего «одела» и замираю от удивления: на рыжие кусты, траву, на реку в безмолвии падают невесомые снежинки. Вокруг белый морозный покой. Лишь мой стог, словно оазис в пустыне, хранит в себе солнце и запах лета. На душе становится тепло и радостно, рождается предчувствие, что новый день будет погожим и удачным…
– У вас повышенное давление, – говорит врач пациенту-рыболову.
– Это последствие рыбалки.
– Напротив, рыбалка успокаивает…
– Согласен с вами, доктор. Но я ловлю рыбу в запрещенном месте.