Рыбак из Внутриморья (сборник)
Шрифт:
— Вы слишком много работаете, доктор Шевек, — сказал он. — Нельзя же доводить себя до нервного истощения! — Пае даже не присел и очень скоро ушел, демонстрируя высшую степень воспитанности.
Атро же немедленно принялся рассуждать о войне в Бенбили, которая, как он выразился, приобретала черты «широкомасштабной операции».
— А народ А-Йо эту войну одобряет? — спросил Шевек, прерывая «доклад» Атро по вопросам стратегии. Он давно уже дивился отсутствию в желтых газетенках какого бы то ни было осуждения по поводу вторжения иностранных армий на территорию Бенбили. Весь прежний журналистский пыл куда-то пропал; теперь они
— Одобряет? Неужели вы думаете, что йоти лягут на спину и позволят проклятым недоумкам из Тху здесь беспрепятственно ползать? На карту поставлена наша честь мировой державы!
— Но я имел в виду простой народ, а не правительство. Тех... тех людей, которые вынуждены сражаться там...
— Да им-то что за дело? Они привыкли. Да они, собственно, для того и существуют, дорогой мой! Чтобы сражаться за свою страну. И я уверен: нет лучших воинов на этой планете, чем воины йоти! Когда они выступают как один, стройными рядами, под знаменами родины! В мирное время любой из них вполне способен исповедовать сентиментальный пацифизм, но армейская твердость у йоти в крови. Это всегда было величайшим достоянием нашей нации. Благодаря этому мы и превратились в ведущую державу.
— Карабкаясь вверх по грудам мертвых детей? — вырвалось у Шевека, однако то ли душивший его гнев, то ли нежелание обижать старика заставили его произнести эти слова почти шепотом, и Атро их не расслышал.
— Нет, — продолжал он, — душа у нашего народа тверда как сталь, уверяю вас. Особенно, если стране будет угрожать враг. Кучка возмутителей спокойствия в Нио и в некоторых рабочих поселках порой пытаются устраивать всякие демонстрации и акции протеста, но нет более возвышенного зрелища, чем то, как люди смыкают свои ряды перед лицом общей опасности! Я знаю, вам не хочется этому верить. Видите ли, дорогой мой, беда учения этой Одо в том, что она была женщиной. И учение ее слишком женское, оно просто не рассматривает некоторых существенных сторон жизни мужчин. «Кровь и сталь, побед величье...» — это слова одного из наших старых поэтов. Одо • не дано было понять, что такое истинное мужество, упоение битвой... любовь к знамени отчизны.
Шевек с минуту помолчал, потом мягко сказал:
— Это отчасти, должно быть, верно. По крайней мере, знамен у нас действительно нет.
После ухода Атро в комнату зашел Эфор, чтобы унести посуду, оставшуюся после обеда. Шевек жестом велел ему задержаться, подошел к нему вплотную и, извинившись, положил на поднос клочок бумаги, на котором было написано: «Есть ли в этой комнате подслушивающее устройство?»
Слуга, склонив голову, медленно прочел записку, потом поднял глаза, посмотрел Шевеку прямо в глаза, смотрел он долго и с очень близкого расстояния и вдруг, как бы мимоходом, скосил глаза на дымоход.
«А в спальне?» — снова написал Шевек.
Эфор покачал головой, поставил поднос на стол и проследовал за Шевеком в спальню. Он плотно и абсолютно бесшумно закрыл за ними дверь и сказал с улыбкой:
— Тут я еще в самый первый день обнаружил, когда пыль вытирал. — Из-за улыбки морщины у него на лице превратились в глубокие складки.
— А здесь нету?
Эфор пожал плечами:
— Ни разу не замечал. Можно пустить в ванной воду, если хотите, как делают в разных шпионских книжках.
Они прошли в великолепную, похожую на башню
— Нет, — сказал он. — Не думаю. Я эти шпионские штучки сразу замечаю. Привык, когда служил у одного человека в Нио. Когда научишься их различать, так ни одной не упустишь.
Шевек вытащил из кармана записку и показал Эфору.
— Вы не знаете, как это ко мне попало?
Это была та самая записка, которую он нашел в кармане новой куртки. «Присоединяйтесь к нам, вашим братьям...»
Эфор медленно прочитал записку, шевеля губами, и сказал:
— Нет, этого я не знаю.
Шевек был разочарован. Ему-то казалось, что Эфор чрезвычайно подходит для роли подобного «почтальона».
— Зато, похоже, знаю, от кого это, — помолчав, заявил Эфор.
— Да? От кого же? Как мне с ними встретиться?
Эфор молчал. Потом посильнее пустил воду в ванну и сказал:
— Опасная это затея, господин Шевек!
— Я вовсе не хочу во что-то вас вмешивать. Если вы можете просто объяснить мне... куда пойти и кого спросить... Хотя бы одно имя!
Эфор совсем насупился и умолк надолго.
— Я не... — начал было он и умолк. Потом все же быстро сказал почти шепотом: — Послушайте, господин Шевек, всем известно, как вы им нужны, этим! Но вы и нам нужны не меньше! И все ж вы даже не представляете себе, как это опасно. Ну где вы станете, например, прятаться? С вашей-то внешностью? Здесь вы в ловушке, это правда, так ведь кругом ловушки, куда ни пойди! Вы можете, конечно, убежать отсюда, но скрыться-то все равно не сможете. Не знаю, что вам и сказать. Назвать имена я, конечно, могу. Да у любого в Нио можно спросить — вам покажут, куда пойти. Ведь и нам тоже нужно хоть чем-то дышать! Но если вы, например, попадетесь? Подстрелят вас или что еще, так как я должен буду себя чувствовать? Я у вас восемь месяцев работаю, я вас, можно сказать, полюбил. Я вами восхищаюсь. Они же ко мне с самого начала приходили и сейчас приходят, а я им отвечаю: «Нет. Пусть живет спокойно. Он хороший человек, и он совсем не виноват в наших тутошних бедах. Оставьте его, отпустите лучше туда, откуда он прилетел, где люди живут свободно. Пусть хоть кто-нибудь выйдет отсюда на свободу, из этой богом проклятой тюрьмы, в которой мы все живем!»
— Я не могу вернуться на Анаррес, Эфор. Пока что не могу. И я непременно должен встретиться с этими людьми.
Эфор стоял рядом и молчал. И возможно, именно привычка подчиняться хозяину заставила его в итоге все же согласно кивнуть и сказать шепотом:
— Туйо Маедда, вот кто вам нужен. В Старом Городе есть Шуточная улица, на ней — бакалейная лавка.
— Пае сказал, что мне отныне запрещено выходить за пределы университетского городка. Меня могут остановить. Особенно, если увидят, как я сажусь в поезд.
— А такси на что? Я его вызову, а вам только по лестнице останется спуститься. Я тут на стоянке одного знаю... Кае Оймон его зовут. У него голова варит! Но вот я не уверен...
— Хорошо. Тогда прямо сейчас и вызывайте. Пае только что у нас был, он меня видел и думает, что я торчу дома по болезни. Который час, Эфор?
— Половина восьмого.
— Значит, у меня впереди целый вечер, чтобы отыскать кого нужно. Вызывайте такси, Эфор!
— Я вам только сумку с собой приготовлю...